Король-ворон
Шрифт:
В машине воцарилось томительное, тревожное молчание.
– Вам не кажется, что круг замыкается? – негромко произнес Ронан. – Вам не…
Он не закончил фразу. В машине снова стало тихо. Они затормозили – видимо, Ронан не мог решить, ехать ли сквозь разлившуюся по дороге кровь. Дождь барабанил по стеклу. С шелестом снова ожили и заскрипели дворники.
– Думаю, нам… Господи! – выдохнул Гэнси. – Боже… Ронан?
Его слова были пронизаны ужасом.
– Ронан? – повторил Гэнси. Раздался звук шлепка по металлу. Скрип сиденья. Шарканье. Машина вдруг
Едва слышный предупредительный шепот внутри Адама взвыл аварийной сиреной.
Внезапно рев прекратился; двигатель заглушили.
– О, нет, – ахнула Блу. – О, нет, и девочка тоже!
Она быстро отодвинулась от Адама; он услышал, как она открывает дверцу с другой стороны машины. В салон хлынул холодный влажный воздух. Открылась еще одна дверца, и еще одна. Все, кроме дверцы со стороны Адама. Снаружи послышался голос Генри – низкий, серьезный и полностью лишенный какой-либо насмешки.
– Что происходит? – требовательно спросил Адам.
– Может, мы можем… – чуть не всхлипывая, заговорила Блу где-то рядом с дверцей со стороны водителя. – Может, мы можем смыть это с него?
– Нет! – задыхаясь, простонал Ронан. – Не трогайте… Не прикасайтесь…
Сиденье водителя резко сдвинулось назад, впечатавшись в колени Адама. Пэрриш услышал и безошибочно распознал, как Ронан судорожно втягивает в себя воздух.
– О, Господи, – снова выдохнул Гэнси. – Скажи мне, что делать!
Сиденье водителя дернулось повторно. Руки Адама, зажатые между его спиной и спинкой сиденья, отчаянно заскребли по ткани против его воли. Что бы там ни происходило, они явно хотели ускорить этот процесс. С переднего сиденья начал трезвонить телефон Ронана, и трезвонить, и трезвонить. Невыразительный, скучный рингтон, который Ронан выставил на звонки Деклана.
Хуже всего было то, что Адам понял: что-то случилось с Мэтью. Нет, хуже всего было то, что Адам ничего не мог сделать, чтобы что-то исправить.
– Ронан, Ронан, не закрывай глаза! – плача, повторяла Блу. – Я позвоню… Я уже звоню маме.
– Осторожнее, отойди! – выкрикнул Гэнси.
Машина закачалась.
– А это еще что? – изумленно вскрикнул Генри.
– Он притащил это из своих снов, – сказал Гэнси. – Когда потерял сознание. Оно не причинит нам вреда.
– Да что происходит? – настойчиво повторил Адам, теряя терпение.
Голос Гэнси был тихим и несчастным. Он дошел до крайней точки и сломался.
– Его развоплощают.
Глава 62
Невозможно было поверить, что еще мгновение назад Адам считал, будто предыдущие события были наихудшими в его жизни.
Вот это было куда хуже: сидеть с завязанными глазами и связанными руками на заднем сиденье машины и знать, что эти негромкие, судорожные вздохи принадлежали Ронану Линчу, задыхавшемуся каждый раз, когда он приходил в сознание.
Многое в характере Ронана
А Адам – всего лишь оружие, созданное, чтобы поскорее добить его.
Его сделка с Кэйбсуотером, казалось, произошла много лет назад. Я буду твоими руками. Я буду твоими глазами. В каком ужасе пребывал тогда Гэнси – и, возможно, вполне обоснованно, потому что здесь, сейчас, у Адама не было больше никаких вариантов. Его так легко и просто лишили всей его силы.
Его мысли стали полем боя, и Адам ускользнул прочь, в черноту повязки на глазах. Попытки ясновидения нынче были рискованной игрой, пока Кэйбсуотер находился в такой опасности, а остальные были слишком заняты, чтобы заметить, если он вдруг тоже начнет умирать на заднем сиденье, но это было единственное, что помогло бы ему выжить рядом с Ронаном, задыхавшимся от боли.
Он сразу погрузился как можно глубже, отправляя свое бессознательное подальше от осознанных мыслей – так далеко, как только мог, чтобы побыстрее отрешиться от сидения в машине в реальном мире. От Кэйбсуотера почти ничего не осталось. В основном темнота. Возможно, он даже не найдет дорогу обратно к своему изувеченному телу. Возможно, он потеряется, как…
Персефона.
Персефона
Едва он мысленно произнес ее имя, как сразу почувствовал, что она рядом. Он не знал, откуда ему это известно, так как она оставалась невидимой. Вообще-то, он не видел больше ничего. И, вообще-то, он обнаружил, что очень отчетливо и остро ощущает ткань повязки на глазах и тупую боль в переплетенных пальцах и связанных за спиной руках. Ему в очередной раз напоминали о его физической реальности; и в очередной раз он оказался запертым в своем бесполезном теле.
– Это ты снова затолкала меня в эту оболочку, – обвиняющим тоном сказал он.
«В какой-то мере, – ответила она. – В основном ты дал себя затолкать».
Он не знал, что сказать. Он испытывал некую болезненную радость от ее присутствия. Если уж говорить об этом, то Персефона, неуловимая Персефона, отнюдь не была создана для того, чтобы кому-то было комфортно в ее присутствии. Но ее фирменный стиль, состоявший из благоразумия, мудрости и четких правил, служил ему утешением, когда внутри у него царил хаос. И хоть она пока что ничего толком ему не сказала, само воспоминание о том утешении и комфорте вызвало у него приступ невероятного счастья.
– Я испорчен.
«М-м-м».
– Это все моя вина.
«М-м-м».
– Гэнси был прав.
«М-м-м».
– Прекрати говорить «м-м-м»!
«Тогда тебе, наверное, следовало бы прекратить говорить мне все то, что тебе давно надоело говорить много недель назад».
– Но мои руки… мои глаза…
Назвав их, он ощутил их. Царапающие руки-клешни. Вращающиеся глаза. Они были в восторге от процесса уничтожения Ронана. Для этого их создали. О, как же они хотели поучаствовать в этом жутком занятии!