Король Восточной долины
Шрифт:
Молодой врач мягко улыбнулся и, чуть склонив голову набок, вгляделся в собеседника, явственно наслаждаясь каждым мигом лицезрения и каждым, произнесенным им, словом.
– Я не хочу спать, – он негромко вздохнул и, усмехнувшись, покачал головой, – Мне и без того до сих пор кажется, что все это сон. Что вот я засну, проснусь – а тебя нет… А я хочу, чтобы ты был. Чтобы ты оставался со мной, Кев, как было раньше, когда ты находился вот здесь, – Кевин красноречиво указал на свою голову и, неожиданно нахмурившись, рывком подался вперед, требуя, – Обещай, что не умрешь больше!
– Обещаю не делать этого без твоего ведома, – хмыкнул в ответ Трес и, еще раз потянувшись, поднялся
– Сейчас принесу, – его брат легко поднялся на ноги и воодушевленно кивнул, – И то верно – негоже представать перед родителями в таком виде!
Кев взъерошил собственные волосы и тяжело вздохнул. Упрямство брата, известное ему не понаслышке, сейчас вызывало даже некоторое раздражение.
– Ты ужасно упертый, знаешь? – проникновенно осведомился он и внезапно посерьезнел, – Кевин… у меня ведь есть веские причины не желать этой встречи. На моей совести много грехов, причем грехов весьма и даже очень грязных! Мои игры с законом, все эти дела… Мама и папа, если они узнают… я думаю… да и вообще, они же толком со мной и не знакомы и не были знакомы никогда! Зато я хорошо помню, как они радовались, когда думали, что я исчез, – он скрестил руки на груди и, немного помрачнев, подтянул к себе ноги.
Кевин, несколько растерявшись, недоуменно заморгал, не находясь, что ответить. В последних словах брата ему почудилась застарелая обида.
– Я не понимаю, хотя и искренне пытаюсь понять, почему ты так рад нашей встрече, – продолжил Трес, глядя теперь в пол, – Почему не винишь меня ни в чем, даже зная, каков я на самом деле. Даже помня, как я портил тебе жизнь! Не понимаю, почему Галейн относится ко мне, как к другу и пытается помочь, не понимаю, почему Шон, которого я чуть не застрелил, принимает во мне такое горячее участие! Не понимаю этого, Кевин, и мне до сих пор кажется, что это все просто мои фантазии, что я до сих пор на том проклятом острове среди чертовых дикарей, просто спятил и вижу галлюцинации.
Брат молодого человека осторожно вновь присел на оставленную только что табуретку, и улыбнулся на сей раз с оттенком легкой вины.
– Кев… Ты знаешь, я ведь не психолог, – он чуть развел руки в стороны, – Учился я на хирурга, в тонкостях и хитросплетениях человеческой души разбираюсь не очень хорошо. Но в твоих словах сейчас я отчетливо слышу ребенка, не привыкшего быть любимым. Ребенка, который был вынужден расти в одиночестве, прокладывать себе дорогу в жизни сам, без какой-либо поддержки со стороны родных или друзей… Ты привык быть всегда и всеми гонимым и винимым, брат. Привык к отсутствию хороших людей вокруг, к отсутствию родственников и теперь тебе, конечно, трудно осознать, что кто-то полагает тебя достойным и дружбы, и участия. И я уверен, что родители поймут это! Поймут и не будут винить тебя ни в чем, Кев, поймут и примут с радостью, с любовью! – он глубоко вздохнул и, покачав головой, продолжил уже несколько спокойнее, без такого воодушевления, – Ну, а Пол – хороший человек и, если тогда он пожертвовал исполнением мечты ради того, чтобы помочь нам с тобой, то, конечно, сейчас он очень рад тебя видеть живым. Знаешь, он ведь тоже переживал, когда думал, что мог невольно стать причиной твой смерти… Шону же, полагаю, вообще не привыкать дружить с тем, кто наставляет на него оружие. А что до меня… – он широко улыбнулся, – Неужели ты не знаешь, как я всегда любил тебя и как хотел, всей душой и всем сердцем хотел, чтобы ты был жив?
Молодой человек, слушающий все это с опущенной головой, рывком вскинул ее.
– Любишь! И спокойно простишь мне все, в чем я был замешан? Простишь контрабанду, незаконные сделки, даже приказы убить кого-то? Я ведь ничего от тебя не скрываю, Кевин, не хочу ничего скрывать! И… не буду врать, что не хотел бы вернуться в особняк и опять получить доступ к своим сбережениям.
Кевин настороженно повернул голову вбок.
– В особняк?.. Кев, ты понимаешь, насколько это может быть рискованно? Трес считается мертвым, его место сейчас занимает Диктор – так и должно оставаться! Если вдруг в особняке объявится какой-то парень – думаешь, это не привлечет внимания того, кто итак интересуется тобой?
– Тогда моя жизнь оборвется раньше срока, – экс-Трес хмыкнул и, заложив руки за голову, откинулся на спинку дивана, безмятежно улыбаясь, – А ты поумнел, братишка. Стал лучше понимать подводные течения того омута, где я вращался прежде… Хорошо. Я даю тебе слово не рисковать, по крайней мере, без особой нужды. Неси мне одежду! Встретимся с родителями, потом, надеюсь, пообщаюсь с Диксом… потеряю всякие надежды и буду доживать свой век тихо и мирно. Может быть, даже не буду больше влезать в криминальные дела.
***
– Но причем здесь я? – молодой парень, молодой мужчина, немного лохматый, сонный, вырванный из сна буквально несколько минут назад, широко, демонстративно зевнул и, взяв в руки одеяло, принялся аккуратно складывать его, намереваясь заправить разобранную кровать. Это был его единственный выходной за много-много дней, выходной, который ему очень хотелось провести, спокойно почивая в объятиях Морфея, и который был бессовестно нарушен появлением старого друга.
Сидящий на стуле и спокойно наблюдающий его действия молодой светловолосый человек слегка вздохнул.
– Наверное, при том, что именно ты известен как человек, знающий все. Гилберт, ради всего святого, я же не требую от тебя невозможного! Он ни на что не надеется, он хочет только услышать из твоих уст подтверждение тому, что жизни ему отмерена лишь половина. Ну… и понять, что значит тот обруч, что явился ему из хрустальной чаши.
– Я что-то слышал про хрустальную чашу, – Гилберт, сложив одеяло, бросил его на кровать и, сев на нее, задумчиво потер подбородок, – Что-то такое было, да, но точно вспомнить не могу. Знаешь, Шон, быть может, я и человек, который знает все, но уж точно не человек, который все помнит! Хрустальных чаш существует великое множество, любая из них могла оказаться какой-то необыкновенной, но… Послушай, а почему он не вспоминает о Перчатке Соломона? Почему не хочет попытаться вновь найти ее?
– Ты пошутил сейчас? – Шон Рэдзеро, а это был именно он, немного откинулся назад, поворачиваясь вполоборота и облокачиваясь на спинку стула, – Дикс, я – ее страж, но даже я не имею понятия, где она может быть. Сапфир ничего мне не подсказывает и никуда меня не ведет, свое предназначение я исполнил, и теперь просто слежу за жизнью и здоровьем Пола… хотя недавно пришлось отвлечься на жизнь и здоровье его дяди. В любом случае, я броситься на поиски Великой перчатки сейчас не могу, да и Кев ею владеть все равно бы не смог.
Гилберт скривился в довольно скептичной гримасе.
– Ну да, на человека с сапфировым взглядом этот парень никак не потянет. А что насчет тех, кто им интересуется? Их имена он тоже надеется узнать от меня?
– Э, нет, это моя задача, – Шон хмыкнул, немного приподнимая подбородок, – Он мне, конечно, не босс уже, но, кажется, совсем работать на него я не перестал. Да и просто по-человечески не могу я бросить брата Кевина без поддержки, позволить каким-то теням из прошлой жизни убить его!