Король замка
Шрифт:
Мы ответили утвердительно и поехали дальше.
— Вы бы назвали ее красивой? — спросила Женевьева.
— Что ты сказала?
— Вы не слушали! — с возмущением воскликнула она и повторила свой вопрос.
— Думаю, многие люди посчитали бы ее красивой.
— Но я спрашиваю вас, мисс. Вы-то как считаете?
— Этот тип красоты многим нравится.
— А мне — нет.
— Надеюсь, в ее комнату ты не принесешь ножницы. Если ты сделаешь что-нибудь подобное, проблемы возникнут не только у тебя. Ты думала о том, что случилось с мадемуазель Дюбуа?
—
— Это не повод поступать с ней жестоко.
Она звонко рассмеялась.
— Для вас-то эта история кончилась хорошо, правда? Папа подарил вам красивое платье. Вряд ли у вас когда-нибудь было такое. Я оказала вам добрую услугу.
— Не думаю. Мы все попали в затруднительное положение.
— Бедный дряхлый Черепок! Да, это было несправедливо. Она не хотела уезжать. Вы тоже не хотели бы.
— Правильно, не хотела бы. Мне очень нравится у вас работать.
— А мы вам нравимся?
— Конечно. И понравитесь еще больше, если ты научишься хорошо говорить по-английски.
Смягчившись, я добавила:
— Нет, мне бы не хотелось с тобой расстаться.
Она улыбнулась, но почти тут же состроила хитрую рожицу.
— И с папой, — сказала она. — Правда, я думаю, что теперь он перестанет обращать на вас внимание, мисс. Вы заметили, как он на нее смотрит?
— На кого?
— Сами знаете, на кого. На мадемуазель де ла Монель. Она и впрямь настоящая красавица.
Она поскакала вперед. Потом, оглянувшись через плечо, засмеялась. Я пришпорила Бонома, и он пустился галопом. Перед моими глазами стояло прекрасное лицо мадемуазель де ла Монель. За всю дорогу я больше не сказала ни слова. Женевьева тоже.
На следующий день я встретила графа у входа в галерею и подумала, что он, занятый гостями, просто поздоровается и пройдет мимо, но он остановился.
— Как у Женевьевы с английским?
— Превосходно. Вы будете довольны.
— Я знал, что из вас получится хороший учитель.
Неужели я так похожа на гувернантку?
— Ей интересно, а это помогает. У нее и настроение улучшилось.
— Улучшилось?
— Да. Вы не заметили?
Он покачал головой.
— Но я верю вам на слово.
— Если ребенок сознательно портит чужие вещи, то на это должна быть какая-то причина. Вы согласны?
— Вы правы.
— Мне кажется, она глубоко переживает смерть матери, и еще ей не хватает детских игр, доступных большинству детей.
Он и бровью не повел при упоминании о смерти жены.
— Вы сказали — детских игр? — переспросил он.
— Она рассказала мне, что раньше в ночь на Рождество она ставила перед камином свои башмаки… И говорила об этом с грустью.
— Разве она не выросла из подобных забав?
— Не думаю, что эти развлечения существуют только для детей.
— Вы меня удивляете.
— Но это славный обычай, — настаивала я. — В этом году мы решили ему последовать и… возможно, вас удивит, что я вмешиваюсь, но…
— Что бы вы ни сделали, я уже ничему не удивлюсь.
— Я подумала… Что, если вы положите ваш подарок вместе с остальными? Женевьева обрадуется.
— И прекратит свои детские выходки только потому, что найдет подарок в башмаке, а не получит его за праздничным столом?!
Я вздохнула.
— Вижу, Ваша Светлость, что все-таки я вмешалась не в свое дело. Мне жаль.
Я пошла дальше, граф меня не окликнул.
Взволнованная, я уже не могла работать. В моих мыслях возникали два разных человека: гордый, дерзкий, но невиновный человек и… бессердечный убийца. Где истина? А впрочем, какое мне до этого дело? Моей заботой были картины, а не он.
В ночь на Рождество все пошли на праздничную мессу в старую церковь Гайара. Первые ряды заняли граф с Женевьевой и гости замка. За ними сидели мы с Нуну, за нами — слуги. Скамьи были переполнены.
Бастиды явились в своих лучших нарядах: госпожа Бастид вся в черном, прелестная Габриелла в сером. Ее сопровождал молодой человек. Я несколько раз видела его на виноградниках. Это был тот самый Жак, который попал в аварию вместе с Арманом Бастидом.
Иву и Марго не сиделось на месте. До праздника оставались считанные минуты. Я заметила, что на них смотрит Женевьева. Думаю, вместо того, чтобы возвращаться в замок, ей хотелось бы пойти к Бастидам и повеселиться от души — как только дети умеют веселиться на Рождество.
Я правильно поступила, сказав ей, что оставлю свои туфли у камина в классной комнате, и предложив ей сделать то же самое. Конечно, наш тихий семейный праздник не сравнится с гвалтом, который поднимется рождественским утром у Бастидов, но это все же лучше, чем ничего. А Женевьева пришла в восторг! В конце концов, она никогда не знала, что такое большая семья. Когда была жива ее мать, они, скорее всего, праздники отмечали втроем — Женевьева, Франсуаза и Нуну. Может быть, еще гувернантка. А граф? Впрочем, при жизни супруги, когда его дочь была маленькой, он вполне мог участвовать в рождественских забавах.
Владения Женевьевы находились недалеко от моей комнаты и состояли из четырех смежных помещений. Самым большим из них была классная — с высоким сводчатым потолком, амбразурами и каменными приоконными лавками, как во многих комнатах замка. В глаза бросался огромный камин. Как говорила Нуну, там можно было зажарить целого быка. Рядом стоял большущий оловянный котел с чурками. Из комнаты вели три двери: в спальни Женевьевы, Нуну и гувернантки.
После мессы мы торжественно выставили свои туфли у догоравшего камина. Женевьева отправилась спать. Убедившись, что она заснула, мы с Нуну сложили свои подарки в ее башмачок. Я приготовила для нее алую шелковую косынку. Женевьева могла бы носить ее как шейный платок — прекрасное дополнение к костюму для верховой езды, тем более, что алый цвет будет гармонировать с ее темными волосами и черными глазами. Для Нуну, следуя совету госпожи Латьер, владелицы булочной, я купила ее любимые лакомства — ромовые подушечки в красивой коробке. Притворившись, что не заметили своих собственных подарков, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам.