Король зомби (сборник)
Шрифт:
– Стёпка, – сказал я и сдернул его кружку с комода, – пойдем-ка чаю вскипятим. Тебе надо чайку глотнуть, крепкого. Заварка-то у тебя хоть есть?
Он не ответил.
Я прошел на кухню. В раковине высилась груда грязной посуды со следами любимого нами в студенческие годы «кетчонеза» – смеси майонеза и кетчупа. Те же следы, что на его майке. В алюминиевой кастрюле на газовой плите в мутно-желтой жиже плавали серые бляшки плесени, источая смрад. На крохотном столе в углу кухни стояла солонка и сахарница, стол был усеян
Я стал шарить по шкафам, в большинстве своем пустым, и в одном из них нашел смятую коробочку с чайными пакетиками. Набрал в чайник со свистком воды из-под крана и поставил его на газ.
Маленький «Стинол» встретил меня сияющей белой пустотой. В его дверце стояли бутылки с кетчупом, майонезом и двумя другими соусами бурого цвета, о природе которых трудно было догадаться, поскольку Стёпа сорвал с бутыльков этикетки. В морозильной камере лежали три пачки пельменей, одна початая.
– Дружище, – спросил я, – а ты когда ел в последний раз?
Степан что-то пробубнил из комнаты.
– Когда-когда?
– Еда, – сказал Стёпа, входя в кухню, – только отвлекает от творчества. Я не могу писать на сытый желудок. Все великие писали голодными и нищими, чтобы после смерти стать…
– Сытыми и богатыми? – съязвил я.
– Великими! – рявкнул Стёпа, потрясая кулаками. – Именно это делало их великими.
Я пожал плечами и принялся мыть посуду.
– Я сомневаюсь, что Стивен Кинг объявляет голодовку каждый раз, как пишет роман.
– Стивен Кинг опопсел. – Степан присел на табурет и водрузил локти на стол, прямиком в рассыпанный по его поверхности соленый сахар. – Но когда он начинал писать, он был нищим и часто голодал.
– Ну, знаешь, – ответил я, не поворачивая головы, – если твой сосед Вадик с третьего этажа перестанет есть, он вряд ли создаст шедевр, а вот язву себе заработает, учитывая, сколько он бухает.
Степан вздохнул.
– Ты не понимаешь.
– Куда мне…
Пока я мыл посуду и ставил на огонь пельмени, мы молчали. Прибравшись на кухне и накормив моего друга, я посчитал, что на пару дней вполне могу оставить его одного.
– Бабу тебе надо, Стёпыч, – сказал я уже на пороге. – Рассказы у тебя хорошие. Пиши их дальше. С ноутом я что-нибудь придумаю. А пока, вон, на бумагу строчи. Давай, счастливо.
Степан помолчал, затем подобрал с пола нижнюю часть ноутбука и скрылся в комнате.
Дела закрутили меня больше чем на два дня, и к Степану я попал только на четвертые сутки. Когда я вошел в его грязное обиталище, комнату заливал яркий солнечный свет, окно было широко распахнуто, короткие суконные занавески колыхались.
Сам хозяин сидел на полу и, сдвинув брови и высунув набок язык, скотчем приклеивал нижнюю часть ноутбука к монитору. На этот раз Степан накинул махровый халат, а на ноги надел клетчатые тапки с рваными дырками на месте больших пальцев.
– Ты серьезно? – спросил я без приветствия. – Скотч? Стёпа, это же не поделка из картона.
– А где ноут, который ты обещал? – парировал Степан, не глядя на меня.
Я почесал в затылке.
– Один мой кореш, он работает в сервисе, сказал, что как только получится, он соберет тебе комп из кусков, но на это нужно время. В любом случае, скотч твой ноут не воскресит.
– Это ты так думаешь, – сказал Степан, заклеивая широкой лентой трещины на мониторе. – Я думаю иначе.
Я пожал плечами и огляделся.
На столе лежали исписанные листы бумаги. Только Стёпа мог писать один и тот же текст разным почерком, будто писали разные люди. Сначала это были аккуратные, тщательно выведенные буквы, как в школьной прописи. Через пару абзацев они превращались в дутые кругляши и будто катались по странице туда-сюда. Потом строки становились угловатыми, резкими, как порывы колючего зимнего ветра, а к концу страницы они расплющивались и вытягивались в струну так, что разобрать написанное не смог бы даже заправский врач.
– Я, – сказал Стёпа, бережно водружая склеенный ноутбук на стол поверх листов бумаги, – буду молиться электронному богу, и он воскресит мой комп. А потом я помолюсь литературному богу, и он спустит на меня вдохновение, чтобы я создал шедевр.
– Ты лучше помолись богу еды, чтобы он не дал тебе умереть от голода. А то скоро этот халат тебя и придавит. Собирайся, пойдем погуляем. Погода отменная сегодня. Посидим у фонтана на площади Ленина, пофилософствуем, как в старые добрые.
Стёпа с тоской посмотрел на меня.
– Я тебе мороженое куплю, – добавил я.
– Два, – с нажимом сказал Степан.
– Ну хорошо, два.
Друг просиял и побрел одеваться.
Я взглянул на ноутбук. Старичок перекосился, поник, его густо оплетала паутина клейкой ленты, не закрывая, однако, клавиатуры. Кнопка Delete отсутствовала. Трещины на мониторе образовывали что-то вроде большого глаза без зрачка, и на секунду мне показалось, что компьютер смотрит на меня, ехидно ухмыляясь. Я потряс головой, отгоняя наваждение.
– Ты идешь? – спросил за моей спиной Степан. – Сколько тебя можно ждать?
Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и курил.
Мы вышли.
Стёпа доедал второе мороженое, когда вдруг спросил:
– Что бы ты отдал, чтобы создать шедевр и навсегда войти в историю?
Солнце стояло высоко. Время от времени порывы ветра сдували в нашу сторону освежающие брызги фонтана. Мимо нас пролетали дети на скейтбордах и роликовых коньках, по площади прохаживались парочки, вальяжно вышагивали голуби, искоса поглядывая, не выроним ли мы какой-нибудь еды.