Король
Шрифт:
— Вениции?
— Так это место называют телнарианцы, — ответил герул. — Там ограда.
— Почему вы не пойдете в леса и не убьете их?
— Мы воюем на конях, — объяснил герул. — В лесах это слишком опасно. Иногда мы нападаем на них пешими — ради развлечения. В таком походе, два года назад, мы взяли в плен Яту и остальных, пока они купались.
— Яту?
— Ту рабыню, — пояснил герул. — В одну секунду они были связаны, им заткнули рты, закутали в одеяла для маскировки и привязали к узким носилкам из шестов, а через два дня мы уже достигли опушки леса. Там нас ждали лошади, мы привязали пленницам к ногам веревки, связали руки
— Не сомневаюсь, — усмехнулся великан.
— Когда попадались, мы брали и других, — продолжал герул, — кое-кого в походах, как Яту и ее подруг, других за пределами лесов, где они пасли свиней и собирали травы, иных прислали нам в подарок, некоторых продали, а кого-то обменяли. Обычно так нам достаются простые женщины, красивые, но нежеланные дочери отунгов и всех других.
— Вы берете только красивых?
— Конечно, — кивнул герул. — Потому что потом мы можем увезти их в Веницию, а остальных мы возвращаем. Но мы никогда не забираем всех красавиц — им нужно достаточно женщин, чтобы размножаться, а мы потом получим от них больше красивых рабынь.
— Кажется, я тебе интересен? — спросил великан.
— Мне любопытно, — признался герул.
— Почему?
— Ты мне кое-кого напоминаешь, — сказал герул, — того, кого я видел однажды, давно, и на кого когда-то поднял копье.
— Отунга?
— Да.
— Кто же ты?
— Это неважно, — усмехнулся герул.
Он поднялся и приблизился к койке, глядя сверху вниз на белокурого великана.
— Можно, я дотронусь до тебя? — спросил герул.
Великан не шевельнулся. Правая конечность герула потянулась вперед, ее кончик прикоснулся к правому предплечью великана. Тот ощутил вибрацию конечности.
Герул издал негромкое восклицание и отдернул конечность. Великан удивленно посмотрел на него.
— Так я и думал, — задумчиво проговорил герул.
— Что? — спросил великан.
— Да так, ничего. Просто прежде мы встречались.
— Нет, — удивился великан.
— Ты из деревни близ фестанга Сим-Гьядини, — утвердительно сказал герул.
— Откуда ты знаешь об этом? — удивился великан.
— Это неважно.
— Мы встречались?
— Да.
— Я был очень молод? — расспрашивал великан.
— Да, совсем молод, — усмехнулся герул.
— Я не знал, что герулы держат пленников-мужчин, — проговорил великан.
— Ты прав.
— Тогда что будет со мной?
— Увидишь, — коротко ответил герул, повернулся и вышел из большого, как комната, фургона. — Я пришлю тебе лепешку, — напоследок произнес он.
— С Ятой?
— Да.
— Она должна снять одежду, когда будет прислуживать мне, — сказал великан.
Герул молча кивнул.
Глава 21
Обнаженный великан пробирался по рыхлому глубокому снегу, слыша за собой лай собак.
За ним в погоню пустили пятерых, каждая собака была ростом с жеребенка.
Погоня продолжалась уже целый час.
Этот час великан потратил не на то, чтобы уйти как можно дальше, ибо несколько лишних миль ничего не значат в таких делах, когда по пятам без устали следуют собаки, — скорее, он искал место, удобное для защиты: пещеру, поваленные деревья или крутой холм. Но равнина в этом месте, если не считать снежных заносов, казалась совершенно ровной и гладкой.
Но ведь где-то в этом снегу, замаскированными мягкими очертаниями сугробов, вероятно,
Однако равнина, насколько хватало глаз, была пустынна.
Невозможно было не оставлять следов на рыхлом снегу; в чистом, холодном, почти безветренном воздухе запах человека должен был держаться долго, почти как тепловой след ракеты, отмечая вместе с истоптанным снегом его путь так же хорошо, как отмечали бы зарубки на деревьях и вешки.
Он тяжело дышал.
Его ноги постепенно замерзали.
Он не сомневался, что если остановится, то в неподвижности ноги застынут очень быстро. Он не мог вернуться в лагерь — всадники гнали его прочь с оружием в руках.
Недавно они повернули обратно.
И тогда по следу пустили псов.
Для пяти часов вечера было еще не так сумеречно, к тому же собаки отставали от него совсем не на много.
Он разрывал снег, ища крепкую палку, камень, — что-нибудь, что он мог бы использовать как оружие. Его ногти царапали промерзшую землю.
Вокруг лежали холодные сугробы.
Он двигался вперед, время от времени оглядываясь. На равнине, позади, виднелось пять черных точек, они быстро двигались в его направлении.
Он не был трусом — в этом Муджин, который взял его в плен, был уверен. Ему дали этот шанс выжить. Кроме того, псам были полезны пробежки. В повозках бились об заклад, какая из собак вернется первой, какая первой нападет на след и какая первой вцепится в добычу.
Над головой висело темное и унылое зимнее небо. Солнца было недостаточно, чтобы растопить снег, чтобы построить что-нибудь вроде укрытия — снежную стену, укрепление, через вход которого собаки могли бы проникнуть только поодиночке.
Но снег был бесполезным — рассыпчатым и сухим, будто порошок.
Он доходил до бедер великана, вынуждая его напрягать все силы, чтобы быстро продвигаться в снегу.
Оставляй он за собой нетронутый, гладкий снег, тот затруднил бы движение собак, точно так же, как затруднял теперь его движение, но беда в том, что за ним оставалась протоптанная тропа, по которой собаки могли бежать быстрее. В сущности, он пробивал дорогу собственной смерти.
Его ноги скользили по высокому сугробу. Вскарабкавшись на его макушку и чувствуя, что ноги начинают кровоточить, он оглянулся. Темные пятна теперь были ближе, они увеличились в размерах и неуклонно приближались по его следам. Он яростно крикнул, оступаясь и скатываясь с сугроба, барахтаясь в снегу. Здесь была низина. Он стоял прямо в ней. Торопливо и зло он вновь поднялся наверх — сугроб казался подходящим в качестве места для защиты. Именно здесь он должен был стоять. Позади мягкий снег был так глубок, что представлял собой ловушку, он постоянно соскальзывал в низину. Великан не думал, что у собак лапы устойчивее, чем его ноги. Летом в этой низине наверняка собиралась вода. Он посмотрел в сторону собак. Теперь они были гораздо ближе. Он набрал полный рот снега и растопил его. Выплюнув снеговую кашицу в руки, смешал ее с мягким снегом, как следует скатывая его, приминая комок так, чтобы образовалось длинное, остроконечное подобие палки восемнадцати дюймов длиной и четырех дюймов диаметром у толстого конца, суживающейся к другому концу, как игла.