Королева Альтури
Шрифт:
Вот, для чего был создан Инфинит.
***
«Даже старик тто понял это слишком поздно», - подумалось.
«Или очень даже вовремя, - раздался в голове его голос. – Ты знаешь, что нужно делать, дитя. И я более чем уверен, в этот раз у нас получится».
«В этот раз?.. сколько раз мы уже пытались»? – спросила с горечью,и в ответ прозвучал добрый смех старика:
«О, лучше не думай об этом».
«Но с чего вы взяли, что в этот раз всё удастся»?
«Ну… скажем, чутьё мне это подсказывает».
«Вы недоговариваете».
«Нет! Постойте»!
«… тебе пора просыпаться, дитя».
«Нет! Нет-нет! Я ведь так и не узнала, как вернуть Килиана»!
«Вернуть? – рассмеялся старик.
– Это невозможно».
«Тогда какого чёрта я здесь?! – Злость меня охватила.
– Всё бессмысленно! Ничего уже не изменить»!
Смех старика стал громче и задорнее:
«Просыпайся, дитя. Просыпайся».
– Просыпайся, Эмори. Просыпайся, - озабоченное лицо Лафлёра было так близко к моему, что едва глаза распахнулись, из горла тут же вырвался хриплый крик. – О, прости-прости! Не хотел тебя напугать, – залепетал главнокомандующий, отстранившись и с неким подобием грусти улыбнулся.
Головокружение от резкого подъёма оказалось таким сильным, что хотела я того,или нет, а пришлось лечь обратно.
– Тебе нуно поесть и отдохнуть. Я принёс суп, - мягко проговорил Лафлёр и опустил ладонь на мой лоб.
– У тебя жар, да и общее сoстояие не радует. Так что…
– Где Дьен?
– к своему собственному удивлению я прорычала это так громко и с такой злостью, что даже на лице Лафлёра проступило удивление.
– Он… Дьена здесь нет, - ответил спустя паузу. – И он больше не причинит тебе вреда. Никто не причинит тебе вреда, Эмори. Даю слово.
ГЛВА 9
Падаю, чтобы подняться,
Падаю, чтобы взлететь,
Пoгибаю, чтобы выжить.
(Molly Sanden - «Phoenix»)
*адио-апокалипсис*
*Зомби-волна *
Track # 9
Molly Sanden - «Phoenix» Сообщение: Феникс.
***
Солнце ускользнуло за горизонт, и небо покрылось паутиной из звёзд.
Мысли мои были похожи на такую же паутину, липкую, слишкoм запутанную. Я долго стояла у окна, глядя в пустоту сквозь щель между старыми досками и пыталась наконец взять себя в руки, собрать остатки здравого смысла воедино и проанализировать всё увиденное, услышанное, но… Я пыталась ухватиться за невидимую нить, что приведёт меня к нужному ответу и, казалось было, вот пальцы её нащупали, потянули, а нить раз и… оборвалась. И так раз за разом. Раз за разом! И сомнения, сожаления, злость на саму себя накрывают с новой силой!
Я просто не знаю, что делать!
Я просто осталась одна. Теперь уже точно… одна.
Легче не становится.
Главнокомандующий сидит на последней ступени разбитого крыльца, и когда я присаживаюсь рядом, даже взгляда на меня не бросает; смотрит вдаль с самым задумчивым видом на свете, так, словно разумом вовсе не здесь находится, словно с не меньшим усердием, чем я пытается пробраться через дебри из собственных мыслей.
У его ног горит керосиновая лампа, и я несколько секунд ломаю голову над тем, зачем она нужна морту, который и без неё в темноте прекрасно видит, как тут понимаю – лампа для меня. Для тогo, чтобы я могла видеть озарённое её тусклым светом тело Килиана.
– Он умер героем, – негромко и с чувством произносит Лафлёр, практически не моргая глядя на Килиана.
– Нет. Он умер рабом, - спустя паузу, душа в себе слёзы, отвечаю хриплым, надломленным голосом, но не без презрения к Лафлёру. Ведь это по его вине даже в последние минуты своей жизни Килиан выполнял приказ, убивая Риона; не по своей воле, а потому что таковы были условия сделки.
Мы молчим так долго, что я уже было собираюсь перенести разговор на завтра и вернуться в дом, – обратно в паутину из собственных мыслей и размышлений, но Лафлёр поворачивает ко мне голову и, чтоб мне провалиться на этом месте, если сожаление в его глазах фальшивое!
– н сделал это ради тебя, Эмори. Не каждый способен на такой поступок. Мне жаль,что не удалось спасти вас обоих, но такова жизнь, всегда приходится выбирать.
– И почему выбор пал на меня?
– интересуюсь не без колкости в голосе, но тут же меняю вопрос: – Что же такого важного мой отец для вас сделал, что вы спасением моей жизни пытаетесь отдать ему долг?
Лафлёр вовь замолкает. Отводит взгляд светящихся глаз в сторону, достаёт из переднего кармана рубашки самокрутку, закуривает,и, выпуская в небо облако густого дыма, отвечает совершенно не то, что я хотела услышать:
– Ты еще очень слаба, Эмори. Иди в дом, поспи, а завтра поговорим.
– Мой отец ненавидел мортов, - пропускаю его слова мимо ушей и стараюсь говорить предельно спокойно.
– Он знал, кто вы?
Лафлёр вновь затягивается и на выдохе отвечает:
– Это очень долгая история, Эмори. Ты сейчас к ней не готова. Не время.
Время.
м… теперь это слово вызывает смех. Горький, мрачный, возможно немного циничный. Все возлагают на «время» такие надежды, пытаются управлять им, но никто так и не понял, что это оно играет с нами. Это время нами упрaвляет.
У меня его больше нет. Нет этого… времени.
Есть только я. И есть только «сейчас».
– Хорошо, – делаю вдох поглубже. – Плевать на ваши отношения с моим отцом. Хочу знать, другое: кто вы такой? И что не так с вашими глазами?