Королева ангелов
Шрифт:
Бетти-Энн Альбигони была дочерью издателя – книги, указывало досье, чаще литы, чем визио; главный издатель Голдсмита на английском языке. Дядя Томаса Финча был юрисконсультом «Высоты», главного подрядчика суборбитальных рейсов. Эрнли Джигер был крестником Эмануэля Голдсмита, многообещающий поэт, известный своими выступлениями по визио, проникнутыми симпатией к элоям и к действующим на грани закона.
Закрепленный на ее плече тусклый красный фонарик подсвечивал все, на что падал взгляд. Жуткий холод. Сборщик образцов спокойно прополз над ее головой, похожий на безногое насекомое, и перешел в другую комнату.
Финч,
Фигня, будто преступления оставляют равнодушными. Мэри и сознавала умом, и чувствовала мурашками по коже каждую замороженную рваную рану испуганный мертвый блеск белых глаз и обкорнанную гримасу трупа. Это было ее мотивацией к достижению успеха.
Она установит убийцу и сделает все для его полной коррекции, даже реструктуризации, если понадобится – а ЗОИ ее потребует. Если убийца, скорее всего, Голдсмит, как теперь представляется, пусть так; ЛитВизы по всему миру станут полоскать ее и ЗОИ. Но она успокоит эти бурные воды.
Сейчас она официально вернулась сюда ради контекстного поиска, просмотреть документы Голдсмита. В комнате, где Голдсмит устроил себе кабинет, тела отсутствовали, и сбор образцов там уже завершился. Она могла войти и провести свой обыск. Выданные ей ЗОИ, муниципалами и федералами ордера позволяли включить в расследование большую часть аспектов жизни Голдсмита в соответствии с поправками Рафкинда, отмена которых судом еще не вступила в силу из-за прошлогоднего запрета, наложенного президентом Йелем. Она лично не одобряла поправок Рафкинда, но ни в коем случае не отказывалась ими пользоваться. То, что не удастся найти здесь, возможно, удастся обнаружить в Надзоре за гражданскими лицами – но поездки в Гражнадзор она надеялась избежать.
Опрятным Голдсмит не был. Склонив голову в надутом цилиндрическом шлеме, Мэри осмотрела его стол. Планшет и клавиатура заурядные – без позолоты, без деревянных корпусов. Холодные крекеры и полстакана замороженного вина. Крошки. Ручки – фломастеры и так называемые перьевые. Ей стало любопытно, где он их достал. Взмах чьей-то руки разметал по черной мраморной поверхности небольшую стопку распечаток – не стираемые циклеры, сами по себе уже устарелые, а самые настоящие бумаги, исписанные от руки. Мемокубики маршировали колонной по два к краю стола и валялись под ним на полу. Мысленно она увидела, как их достают по две штуки из специальной коробочки – сама она, пустая, лежала рядом – и выкладывают парами на стол, затем бесцельно скидывают еще четыре за край. Действия глубоко невменяемого человека.
Она наклонилась, чтобы подобрать их. Каждый кубик проецировал холодным зеленым светом ей в глаза крошечный ярлычок. «Путешествие Моисея», «Путь нового», «Дебет/кредит» – безыскусно сообщили ей кубики, не беспокоясь о том, кем она могла быть. Несомненно, твердые копии сочинений Голдсмита. Он явно не тот человек, чтобы шифровать свои данные, свои сочинения. Одна работа на кубик – удивительно для чисто текстовых произведений; возможно, это ЛитВиз-адаптации для полуграмотных. Продажи ЛитВизов могли объяснить, почему квартира Голдсмита в лучшем секторе третьего крыла.
Ей и раньше доводилось слышать об Эмануэле Голдсмите. Случайный гость ночных ток-шоу на кабельных каналах, ценимый больше за творчество своей молодости. В настоящее время Голдсмит ничего не писал. Мэри Чой предполагала сохранять активность еще сто с лишним лет, но вполне допускала, что эти планы – следствие молодости и наивности. Зои не может почивать на лаврах. Зарплата – не роялти.
На полках у него стояли настоящие книги. Она не стала их вытаскивать, но своим непрофессиональным взглядом оценила их возраст в восемьдесят-сто лет. Расточительно, для этого информационно плотного века – роскошь и в плане денег, и в плане пространства. Всемирную резервную библиотеку можно было бы уместить в пространстве, занимаемом пятьюдесятью или шестьюдесятью бумажными томами Голдсмита.
Того, что она подмечала во всей обстановке, – несобранность, несовременность, неэффективность, – можно было бы ожидать от поэта; но разбросанные по столу и полу мемокубики указывали на более серьезный беспорядок, усилившийся внутренний разлад.
Помутнение.
Она взглянула на планшет, чтобы увидеть результаты автоматической обработки. Анализ чешуек кожи и волосков, найденных в кабинете, показывал, что сюда никто не входил, кроме Голдсмита. Каковы бы ни были его социальные связи, в это святилище никто не входил.
Перед убийствами Голдсмит был взбудоражен, подумала она. После убийств он не входил в кабинет. Другая возможность, пока еще не исключенная полным радиологическим исследованием: во время убийств Голдсмита в квартире не было. Вряд ли.
Протянув руку, она сдвинула перекошенную полудюймовую стопку бумаг и увидела подтверждение бронирования от авиакомпании, а под ним документ другого цвета. Вытянула из-под стопки бронирование. Билеты на Эспаньолу в оба конца, туда – два дня назад, на следующий день после убийства. Использована ли эта бронь? Она пометила в «Заметках» на своем планшете: справиться в авиакомпании «NordAmericAir».
Другим документом было письмо, опять на настоящей бумаге, бежевой, с золотым тиснением; писчие принадлежности богатых и эксцентричных, такой же атавизм, как настоящие книги. Глаза Мэри округлились, когда она прочла оттиснутую шапку письма и подпись. Полковник сэр Джон Ярдли.
Подлинное? Автоматическое исследование ничего об этом не сообщало. Документы исследовали только на наличие химических и биологических следов; установить иные сопутствующие обстоятельства было ее задачей. Она подняла письмо, крепко взявшись обеими руками в перчатках (три пальца каждой руки – словно тиски) за оба края плотного негнущегося листка. Внимательно прочитала. Отпечатано на старомодном электрическом принтере ударного типа, возможно даже на пишущей машинке. Датировано, проштемпелевано «Эспаньола» – так Ярдли назвал свою завоеванную территорию, прежде Доминиканскую Республику и Гаити.
28 ноября 2047 г.
Дорогой Голдсмит,
Вне зависимости от обстоятельств мы будем очень рады принять вас. Эрмионе очарована. В наше время нелицемерное совпадение во взглядах редкость. Особенно порадовала меня наша переписка, изданная в виде книги, и «Моисей», и я весьма признателен за ваше посвящение. Могу лишь надеяться, что наша деятельность здесь помогает этому старому миру вытянуть себя за волосы из болота безумия.