Королева без башни
Шрифт:
– Но врачебный документ говорит об ином, – настаивала я.
Провизор усмехнулся:
– На компьютере что угодно сделать можно!
– В столе лежала история болезни – бумажная тетрадочка, – воскликнула я. – Знаете, такая пухлая, с картонной обложкой, корешок проклеен липкой темно-синей лентой. Сзади приделан конверт, куда складывают бланки анализов. Врач на страницах ставит дату и записывает результат осмотра. Тетрадка старая, заляпанная, бумажки пожелтели. Такие во всех районных поликлиниках в регистратурах имеются.
Провизор сдвинул брови и повторил:
– На компьютере все сделать можно! Любой
– Но зачем? – не поняла я.
Фармацевт вынул из кармана очки, водрузил их на нос и начал рассматривать меня, словно диковинное насекомое.
– У всякого человека своя причина, – проговорил он после паузы. – Хотите сына от армии отмазать – придумываете ему астму или больное сердце. Да только врач из военкомата купленной справкой не удовлетворится, потребует все медицинские исследования с детских лет. Кто поумнее, заранее готовит фальшивые бумажонки, прямо с детсада начинает. Остальные покупают состряпанные истории. Иногда врачи, которые этим промышляют, ошибаются. Вот вашей сестре и вписали прием ноофзола с детства.
– Девочек на службу не призывают, – чуть слышно произнесла я. – Зачем ее историю болезни подделывать?
Провизор отвернулся к кассе.
– Не мое это дело, кто и почему захотел представить ее сумасшедшей.
Звякнул колокольчик, в аптеку вошла женщина, фармацевт занялся новой покупательницей, а я вернулась в машину, вручила Нинели блистеры и коробочки, благополучно доставила ее в квартиру и вернулась на базу.
Макс сидел в моей комнате.
– Когда я чуть подрос, – без всякого предисловия произнес он, – Капитолина отдала меня в интернат, так называемую лесную школу. Слышала о подобных?
– Во времена моего детства туда уезжали дети, имевшие проблемы со здоровьем, – ответила я, ну не хотела признаться мужу, что подслушала его беседу с матерью.
– Как правило, под присмотром государства дети жили один учебный год, – продолжал Макс, – редко два. Я же проторчал там почти десять лет.
– Ужасно, – прошептала я.
Макс вздернул голову.
– Вначале было ничего, мне даже понравилось. Капу нельзя назвать матерью-наседкой, я по большей части дома один сидел, с пяти лет сам яичницу пожарить мог.
– Ужасно, – повторила я.
– В интернате было весело, ребят много, кормили нормально, – методично перечислил муж. – А потом поменялся директор, у руля встал Игорь Ефимович Козлов. Его воспитательные принципы можно сформулировать так: «Топчи ребёнка, пока тот не станет тихим и покорным. Дети не болеют, они притворяются». Особый гнев у него вызывал я, потому что считался старожилом и не собирался уезжать домой. Козлов поделил просторные комнаты, в которых мы жили по трое, на клетушки. Оставил одну ванную, остальные превратил в кладовки. По утрам у нас за унитаз шла битва!
– А что же родители? Неужели они позволяли мучить ребят? – поразилась я.
Макс сложил руки на груди.
– Козел был хитрый. Он матерям ситуацию особым образом преподнес. Дескать, он полон заботы о молодом поколении. Теперь у каждого мальчика отдельная спальня, это же лучше, чем общая!
– Логично, – кивнула я.
– Да
– Почему у вас работает один туалет?
– Мальчишки бегают онанизмом заниматься, у нас не хватает сотрудников, чтоб за кучей огольцов следить.
Мамочка осталась довольна: онанизм – ужасная страшилка тех лет, даже курение считалось меньшим пороком.
Сейчас я понимаю, что этот Игорь Ефимович был садистом, ему доставляло удовольствие терроризировать мальчиков. Может, он был латентный педофил и таким образом подавлял свою страсть?
Но у меня перспектив вырваться из лесной школы не было, и я сдуру объявил гадине войну. Дерзил, не слушался, сидел постоянно в карцере, лишался ужина, обзывал его в глаза «Козел». Ну и он мне отомстил: после восьмого класса спровадил в детскую колонию за воровство. Подбросил в ранец ершистому подростку свой кошелек с получкой, вызвал милицию, и поехал я за настоящую решетку.
У меня хватило сил лишь на то же слово:
– Ужасно!
Глава 32
Муж криво улыбнулся.
– Все плохое, что с нами случается, всегда оборачивается к лучшему. Я попал в колонию озлобленным существом, готовым к постоянной драке. В отряде, куда меня зачислили, был воспитатель, Валентин Юрьевич. Избитое выражение, но он из меня человека сделал. Не встреть я его, все плохо могло обернуться. Так вот, едва я вошел на базу, как она мне показалась до боли похожей на интернат времен Козла. Здание словно возвели для издевательств, с целью подавлять личность тех, кто в нем поселился. Подвал – это карцер. Думаю, Михаил Груздев слишком жестоко обошелся с кем-то из своих воспитанников, и тот умер. Хозяин заделал вход в подпол и постарался забыть об этом. Понимаешь?
Я кивнула.
– Необходимо срочно допросить Зяму с Ритой. Полагаю, они полностью в курсе. Сандра рассказывала, что Катя, увидев из окна автобуса здание базы, перепугалась. И еще пропавшая конкурсантка открыто сказала подруге, что она раньше тут жила, мечтала убежать и, как граф Монте-Кристо, смогла выбраться на волю. Сандре показалось, что Зяма и Рита тоже обитали тут ранее. Она начала расспрашивать Катю, но та умчалась, так ничего до конца и не прояснив. Пойдем, потрясем режиссера с помощницей, у меня к ним масса вопросов.
– У меня тоже, – тихо сказал Макс, – я нарыл кое-какие факты.
Мне следовало остановиться и тут же спросить: «Какие?» Но я так хотела загнать в угол эту парочку, что сломя голову понеслась по коридору.
Зяма нашелся в зале для репетиций, там же оказалась и Рита. Кроме них в огромной комнате находилась еще Капа. Она мирно сидела у стола и чертила какие-то линии на бумаге. При виде свекрови у меня затряслись руки. По сю пору я не испытывала к Капитолине особой любви, но уважала бизнесвумен за талант и твердость характера. Однако после рассказа Макса я с огромным трудом сохранилаь на лице подобие приветливости и, вместо того чтобы вежливо завязать беседу, буркнула: