Королева без башни
Шрифт:
Рита обвалилась на стул и спрятала лицо в ладонях, а Зиновий откашлялся и завел рассказ.
Школьник Зяма никогда не собирался удирать из дома. В день исчезновения мать повела его на рынок, велела помочь донести покупки. Толпа отрезала Оксану от мальчика, Зиновий хотел пойти искать маму, но тут ему на лицо упала тяжелая мокрая тряпка. Очнулся он в крохотной каморке, дверь оказалась запертой, окна зарешечены. Ясное дело, он принялся кричать, в каморку вошел мужчина и сказал:
– Чего орешь? Ты теперь тут живешь.
– Хочу к маме, – пролепетал Зяма.
– Она тебя продала, – нехорошо улыбаясь,
Последнюю фразу дядя Миша произнес улыбаясь. Зяма счел ее за очередную гиперболу, его мать частенько говорила:
– Отвинтить бы тебе башку, дурь вытряхнуть, ум вложить и на место вернуть!
Но это ведь не значит, что ему и впрямь череп от шеи отделят.
Зяма скривился и заорал:
– Хочу к маме!
– Дурак, – беззлобно сказал Груздев. – Ладно, на первый раз прощается! Посидишь в синей комнате, одумаешься. Ну, а если и по выходе продолжишь ерепениться, то поедешь хлопок собирать. Эй, сюда!
Зяма не успел опомниться, как в каморку вошла темная фигура и достала из кармана шприц. Дальше – провал. Сколько Зяма провел времени без света, еды? Может, день, два, вероятно, неделю, год. И воды он не получал. Глаза ничего не видели, уши не улавливали звуков. Единственное, что мальчик смог, это ощупать руками стены. Натолкнулся на кольца, из которых свисали цепи, и перепугался до беспамятства. Оказывается, его могли приковать. Правда, тут еще имелась лестница, упиравшаяся в потолок, и это внушало надежду: может, есть шанс выйти? В качестве туалета подросток использовал один угол помещения и скоро начал задыхаться от вони.
Когда несчастный стал думать, что его судьба умереть в заточении, и почти смирился с этой перспективой, над головой загрохотало, появился квадрат света и лицо в нем, раздался голос:
– Ну ты там как?
– Дяденька, спасите, – заплакал Зяма.
– Будешь себя хорошо вести? – спросил хозяин.
– Да, да, да, – истово затвердил школьник.
– Поди, пить и жрать охота? – заботливо осведомился дядя Миша.
– Очень! – признался Зяма.
– Вылезай, – велел хозяин.
Когда мальчик вскарабкался по ступенькам, Михаил ему вручил ведро, веник, тряпку и велел:
– Убирай синюю комнату, она еще другим пригодится.
Зяма отдраил помещение, он так и не понял, почему его называют синим, был впущен в душ, где из лейки текла холодная вода, получил два куска черного хлеба и кружку простой воды. Еще недавно Зяма бы даже не прикоснулся к этим «деликатесам», но сейчас он проглотил клеклые ломти без остатка и облизнулся.
– Ай, молодца, – похвалил его дядя Миша, – теперь слушай. Есть у меня жизненный принцип: надо людям говорить правду. И тебе лгать не хочу. Объясню, как ты ко мне попал. Муж твоей матери условие поставил: или я, или Зиновий. Пасынок отчима хулиганством достал. Мать твоя подумала и решила: какой с мальца толк? Воспитывай его, поднимай на ноги, благодарности не дождешься. Ну и продала тебя.
– Кому? – остолбенел Зяма.
– Мне, – спокойно ответил
– А школа? – глупо спросил Зяма.
– Во! Об учебе вспомнил, – хмыкнул дядя Миша. – Чего ж раньше двойки таскал? Вел бы себя хорошо, и отчим бы не озлобился. Ты сам виноват! Сразу предупреждаю: бежать не вздумай. Поймаю. Знаешь, почему комнату синей называют?
– Нет, – прошептал Зяма.
– Будешь в ней до посинения сидеть, – со смешком пояснил хозяин.
Зиновий оцепенел. Михаил, не реагируя на реакцию «раба», мирно бубнил:
– Драпать тебе некуда. Мать, если тебя увидит, меня кликнет. И ты сейчас не в Москве.
– А где? – окончательно пал духом Зяма.
– Это другой город, – пожал плечами мучитель. – Какая тебе разница?
– И вы ему поверили? – усомнилась я. – Неужели со двора торговый центр не видели? МКАД? Рекламный щит?
Зиновий сморщился.
– В тот год, когда я сюда попал, вокруг здания лес стоял. Ни шоссе, ни рекламы. А если и увидишь, то как узнать, где тебя спрятали? Магистрали одинаковые. Ну шоссе. И какое? В Питер? Новосибирск? Владивосток? Михаил меня конкретно запугал, я даже заикаться начал.
Глава 33
Потянулись однообразные месяцы, наполненные тяжелой непривычной работой. Не поверите, но, упав на жесткую кровать и прикрываясь драной тряпкой, Зяма мечтал не о вкусной еде, мягкой постели или теплой одежде, а о школе. Ненавистное ранее учебное заведение сейчас казалось раем, а настырные учителя – ангелами. О побеге Зяма боялся даже думать. Во-первых, куда податься? Ни документов, ни денег, ни людей, способных приютить и помочь, у мальчика не было. И он теперь знал, как поступают с теми, кто не слушает Михаила Матвеевича. Их действительно держали в подвале до тех пор, пока дети не исчезали. Жена Груздева стирала одежду тех ребят и укладывала в сундук на чердаке.
У меня от ужаса по спине покатился пот.
– Вот что хранится под крышей!
– Он их не убивал, – уточнил Зяма, – а перепродавал. Детей забирали в Среднюю Азию на плантации хлопка, увозили в горы, делали из них бесплатных работников. Себе Груздев оставлял лишь тех, кто ему нравился, казался послушным, ел мало. Старик – отвратительный жлоб. Он вещи тех, кого из дома отправлял, себе оставлял, новые хозяева рабам другую одежду покупали. Я дико старался, чуть ли не целовал ему ноги. В его доме было ужасно, но я привык, даже находил время для отдыха. Книжки читал, в особняке полно всего. А если меня увезут на юг? Там точно сдохну!
Спустя некоторое время в доме образовался костяк, как говорил Груздев, воспитанников: Рита, Зяма, Катя и Антон. Последний жил тут с незапамятных времен, попал в приют крошкой и позабыл, как выглядела мама. Но Михаил Матвеевич был вдохновенным садистом. Каждый вечер он собирал деточек за скудным ужином и с иезуитской настойчивостью рассказывал им, как поступили с ребятами родители, непременно называл их имена, фамилии и сокрушался:
– Сами виноваты. Появились на свет у хороших людей, нет бы, жить, почитать отца с матерью, слушать их! Но вы своего счастья не ценили, учились плохо, грубили старшим, плохо ели, вещи портили. Вот и надоели им.