Королева брильянтов
Шрифт:
– Завтра доставлю ее сюда. Обещаю.
Заявление было слишком решительным и не слишком уместным для такой теплой, почти семейной атмосферы. Эфенбах только хмыкнул, не желая тратить чудесное настроение на всякий вздор.
– Смотри же, я за язык тебя не притягивал, – сказал он. – И как же поймаешь?
– На живца, – ответил Пушкин. – Для этого мне нужна добротная пролетка, желательно тройка, шуба и смокинг. Смокинга у меня нет. И шубы тоже.
– Смокинг? – повторил Эфенбах под смешок Кирьякова. – Зачем смокинг?
– Элементарная
– Ой, Алексей, доиграешься с бирюльками своими! – сказал Михаил Аркадьевич, назидательно помахав пальцем. – А что там, в «Славянском базаре», случилось?
– Убийство, – коротко ответил Пушкин и зевнул.
К такому повороту Эфенбах был не готов. Ему захотелось ослышаться или чтоб сказанное слово вернулось туда, откуда оно вылетело. Но слово, как известно, не воробей. Лелюхин и Кирьяков обратились в слух. Даже Актаев проснулся.
– Убийство?! Пушкин, да ты в своем уме?! – Михаил Аркадьевич подразумевал, что ничего хуже не могло быть перед Рождеством, чем разбираться с убийством. Когда Королева брильянтов еще не в цепях. – Кого убили? Надеюсь, приезжего?
– Московского господина, – безжалостно ответил Пушкин. – Фамилия пока неизвестна. Дело заведено Городским участком, пристав Свешников.
Эфенбах шлепнул ладонью по лбу.
– Боже мой! В такое время и такое укурдючить. Значит, так, Пушкин, как хочешь извертись, но чтоб и дело этой воровки, и это дело раскрыл до праздника!
Такой подход чиновники поддержали: конечно, он должен. Никому не хочется по морозу таскаться.
– Как получится, – ответил Пушкин, насильно зевнув. – Да и лень.
Эфенбах вскочил, готовя молнии, которые никак не желали являться после обеда.
– Я тебе дам «лень»! Ничего знать не желаю!
– Тройка, шуба, смокинг. И тогда попробую.
– Тройку дам. Шуба… – Михаил Аркадьевич бросил взгляд на свои меха. – Шубу, так и быть, одолжу. А смокинг где-нибудь сам раздобудь.
На большее нельзя было рассчитывать. Пушкин рассыпался в благодарностях, чем возжег добродушие начальника. Эфенбах вернул себя на стул и был готов оказать еще милость. Небольшую и бесплатную.
– Ну, Пушкин, чего тебе еще надобно?
– В номере, где произошло убийство, выставить на ночь засаду, – ответил он.
– Это зачем же?
– Убийца может вернуться на место преступления.
– С какой стати?
– Замести следы, – на полном серьезе ответил Пушкин. – Сам бы рад, да надо готовиться к утреннему делу, смокинг искать. Может, Леонида Андреевича поставить?
– Кто, я?! – пораженно спросил Кирьяков, осознав, что ему грозит бессонная ночь на месте убийства.
– И то дело, – Михаил Аркадьевич был щедр. – Леонид, сегодня заступаешь.
Кирьяков наградил виновника своего несчастья таким взглядом, от которого менее стойкие натуры вспыхивают, как пук соломы. Пушкину было все равно.
– Не забудь револьвер, – посоветовал он.
Трудно сказать, чем
– Ваш благородь, – обратился он к Эфенбаху. – Господин пристав Свешников срочно господина Пушкина в участок требует.
– Зачем это вдруг? – слегка удивился Михаил Аркадьевич.
– Не могу знать. Сказано: новые обстоятельства по утреннему делу открылись.
Пушкин сделал усталое лицо и поднялся, застегивая пальто:
– Ну, надо так надо. Ничего не поделаешь – ни поспать, ни отдохнуть.
Барышня в его вкусе. Молоденькая, но не очень. Одета модно, но без вызова. И лицо такое приятное, в котором нет недостатков и надменной красоты. Ведет себя сдержанно, не заискивает. Видно, без стесненных обстоятельств. В общем, Каткову она понравилась. Приказчик выразил горячее желание услужить чем может и спросил, как обращаться. Барышня назвалась баронессой фон Шталь. Катков хоть и согнулся в поклоне перед титулованной особой, но не поверил: не дотягивает до высшего сословия. Не вышла аристократкой. Хотя… Кто его знает.
Баронесса осмотрела прилавки и осталась довольна.
– Чего изволите? – Каткову уже показалось, что он ошибся и посетительница подыскивает что-то для себя. – У нас выбор отменный-с.
– Любезный, принимаете ювелирные изделия?
Катков уже знал, что последует дальше. И это немного опечалило. Бывают и у приказчиков философские чувства.
– Непременно-с. Даем лучшую цену! Уж поверьте. Что у вас: наследство, столовое серебро или прочее?
– Наследство, – ответила баронесса. – Перстень мне достался от моего дедушки. Хочу продать, чтобы поставить памятник на его могиле.
Приказчик рад был услужить такому благородному порыву. Попросил взглянуть. Баронесса вынула руку, которую прятала в муфте, и разжала кулачок. Катков спросил разрешения взять вещицу. Дама положила драгоценность на прилавок. Приказчик нацепил ювелирный глазок и принялся неторопливо вертеть перстень, разглядывая со всех сторон и важно покрякивая, будто старательно оценивал стоимость. Он не столько тянул время, сколько прикладывал торговое умение, чтобы дама не разгадала маленький секрет: цена перстня была ясна с одного взгляда. Мало того, Катков прекрасно его знал. Оставалось только придумать, как выйти из неловкой ситуации.
Он снял глазок, потер веко и тщательно проморгался, будто глаз устал.
– Сколько желаете получить? – спросил он, тщательно улыбаясь.
– Думаю, стоит не меньше тысячи.
В голосе барышни было столько надежды! Как жаль ее разочаровать.
– Что вы, мадам! – грустно ответил Катков. – Работа хорошая, но перстню от силы лет сорок.
– Там брильянты.
– Прошу простить, но это не брильянты – горный хрусталь.
– Как жаль, – сказала она, забирая с прилавка перстень. – Раз не даете хорошую цену, попробую…