Королева и ее слуги (Летописи святых земель - 1)
Шрифт:
– Хватит с него. Снять!
Веревки медленно поползли по насаленным блокам, опуская жертву на пол.
– Достаточно покуда. Либо я чего-то не понимаю, либо у него ум за разум зашел. Ладно, подробности спросим завтра. Получите у казначея награду за первое признание, мастер Канц.
– Ниссагль бросил взгляд на подсвечник, где вдоль свечи вытянулась линейка с делениями, увидел, что шесть часов с начала допроса минуло, и сам себя мысленно похвалил.
– Это отродье в камеру. Следить, чтобы, чего доброго, не окочурился...
– Мы ж вроде
– Не волнуйтесь, мастер, это я для красного словца сказал, а если он помрет, то я на вас не буду в обиде. Канц понимающе ухмыльнулся.
– Пока все свободны.
Солдаты отворили ставни - над спокойной Вагерналью, над островерхими крышами серела заря.
Беатрикс сидела у стены, вытянув заголившиеся ноги - платье задралось до колен. Позванные обмывать покойного прислужницы безропотно переступали через нее и закрывались руками от срамных частей мертвеца. Все было не по обычаю.
Эккегард умер страшно - так изломало его последней судорогой, что тело и посейчас не разгибалось, зубы были оскалены.
Разбросанные по полу простыни испятнала черная кровь, тазы заполнила жижа кровавой рвоты - это когда простыней уже не хватало.
Хуже всего было то, что он не впадал в беспамятство - мучился в полном рассудке, и когда рвавшие его изнутри когти ослабевали, он больно сжимал ей руки, прикладывая, их к горячей груди, там, где сердце. Потом снова начинал метаться, сначала впиваясь зубами в белье, а потом уже не сдерживая звериного воя, и она вместе с врачами наваливалась на него всем телом, чтобы он обо что-нибудь не ударился. Хотя это не имело смысла, они с самого начала поняли, что ему не жить.
Эккегард, Эккегард, Эккегард...
Пламя свечей трепетало на сквозняке, по ее лицу ходили тени, ночь казалась нескончаемым сном. Ее платье тоже было в крови, и ей стало мниться, что она - одна из этих белых простынь, к которым прижимались его обожженные отравой губы, да-да, отброшенная в угол ненужная ветошь.
Служанки смоченными в теплой воде тряпками растирали лицо мертвеца, чтобы хоть чуть разгладить гримасу.
Беатрикс отвернулась. Она вспоминала, как в этой самой спальне отдалась ему впервые, назло всем, не скрывая жестокого торжества. И с тех пор много раз, вперемежку со многими, превозмогая его стыд, наступая на его гордость. Много раз.
– Госпожа, госпожа, шли бы вы отдохнуть, - склонилась над ней Хена.
– Иду, Хена.
В бассейне ее разморило, пальцы соскальзывали с резных перилец, тянуло на мозаичное дно. То и дело протирая слипающиеся глаза, она удалилась в маленькую круглую комнатку, где было постелено на полу перед высоким камином из оникса. Там и уснула, свернувшись клубком.
Алли еще раз перечитал вежливое и угрожающее письмо Ниссагля с требованием явиться на очную ставку с Этери Кроном, скривил губы в улыбке. Кажется, ему предстояло выпутываться самому, потому что королева спала как убитая, мертвый Варгран вытянулся в часовне с маской на лице женщинам так и не удалось разгладить
Алли оделся и златотканый упланд и натянул короткие алые сапоги, расшитые жемчугом. Огромный меховой воротник облек его плечи и углом сполз на спину. Он свел брови, чтобы ясней проступили ранние морщины, обсыпал волосы золотым порошком, чтобы они искрились и не скатывались в прядки, и двинулся.
В Сервайре перед ним отчаянно засуетились стражники, из чего он заключил, что недооценивает свою власть и влияние. Это его порадовало.
Ниссагль поклонился низко, но с достоинством. На нем было оранжевое шелковое одеяние.
– У нас тут жарко, - многозначительно глядя на тяжелый упланд Алли, усмехнулся он.
– Прошу вас сразу в Покой Правды, нам нет резона тут задерживаться. Алли с легкой улыбкой склонил голову и последовал за Ниссаглем.
В покое были заранее приготовлены два кресла, круглый столик с бокалами - столешница из Дома Крон.
Из снятой с помоста жаровни торчали рукоятки шин. Рядом, уперев руки в бока, выжидал Канц.
Алли сел и закинул ногу на ногу, делая вид, что любуется порозовевшим в свете горна жемчугом на сапоге.
– Сейчас его приведут. Попробуйте пока вино. Это конфискованное, из Дома Крон.
– Намеки Ниссагля были один другого прозрачнее, но Алли они не пугали.
– Если бы вы знали, что мы там обнаружили, в этом Доме... Ниссагль пил вино мелкими глотками, агатовый блеск теплился в его острых глазах, на маленьких руках переливалось зеленое золото краденых перстней, которые были ему слишком велики. Он уже был не человеком, а каким-то маленьким злым демоном, и золото на нем казалось расплавленным.
Зазвенели цепи, и Алли тягучим движением повернул красивую, словно изваянную из меди голову. Свет выхватил из черноты дверного проема сумрачные фигуры тюремщиков в огромных войлочных бахилах. Того, кого они держали под локти, Алли вначале не узнал, ему показалось, что тюремщики ошиблись, привели не того... Спутанные космы закрывали лицо, на груди под лохмотьями темно алел широкий ожог. Цепи блестели, они были так тяжелы, что Этери едва шевелил ногами. Чтобы не держать узника на весу, тюремщики опустили его, словно мешок, на пол.
– Поднимите ему голову.
– Подними голову, - подал голос палач. Не дождавшись исполнения приказа, он зашел сзади, намотал на кулак длинные волосы Этери и рывком заставил его смотреть вперед. Перед роскошным Алли белело лицо ребенка. Огромные угасшие глаза запали в черноту, в них были ужас и стыд. Алли непроизвольно прижался к спинке кресла и отставил бокал.
– Ну, - начал Ниссагль резким злым голосом, вставая и надвигаясь на Этери, - изволь подтвердить в присутствии господина Алли, что именно он подстрекал тебя к убийству.