Королева и лекарь
Шрифт:
– Кель?
Впервые она назвала его по имени. Обычно Саша обращалась к нему «капитан» или «господин», хотя последнему он быстро положил конец. Кель замер.
– Да?
– Ты говорил, что, если я вернусь… ты меня полюбишь.
Он оглянулся, захваченный врасплох. Слова казались странно знакомыми.
– Приходи, чтоб стать моей любовью. Стать моей любовью, если ты придешь, – негромко напела Саша. – Я услышала тебя… и пришла.
– Я лгал, – ответил Кель, пытаясь перевести дыхание. Затем заставил себя поднять на нее взгляд, чтобы она поверила.
Сейчас Саша была полностью одета – и все же перед его внутренним взором девушка стояла нагая.
– Кому ты лгал? – спросила она.
– Тебе, – солгал он снова. Он искал гнев на ее лице, но почему-то не находил. Где ее чертова ярость?
Приходи, чтоб стать моей любовью. Стать моей любовью, если ты придешь.
Из-за нее ему захотелось попытаться. Захотелось солгать снова.
– Это не было похоже на ложь, – ответила Саша.
Кель мог только молча на нее смотреть, надеясь, что она сама закроет тему. Однако она упорствовала, беспощадная в своей наготе.
– Ты не поцеловал банщицу. Почему? Мужчины не находят удовольствия в поцелуях?
Кель вслепую нашарил ручку двери.
– Ты говорил, я должна спрашивать, если чего-то не понимаю.
– Да. Мужчины находят удовольствие в поцелуях, – выдавил он.
– Ты меня поцелуешь? – спросила Саша, и Кель, выругавшись, так врезал кулаком по двери, что она затряслась. Когда он обернулся, у него уже было наготове оружие.
– Зачем? – процедил он ледяным тоном и продолжил, не дожидаясь ответа: – И что, если не поцелую? Снимешь одежду и предложишь себя кому-нибудь из моих людей?
Сашу передернуло, и он мысленно чертыхнулся.
– Зачем мне это делать? – прошептала она.
– Затем, что ты пытаешься выжить. И мне это понятно.
Он действительно понимал ее и не держал зла, хотя ее намерения его и беспокоили. Попытки выжить часто принимали уродливое обличье, а Саша слишком долго существовала в невыносимых условиях. И все же подобное поведение грозило проблемами в отряде.
– Ты ошибаешься. Я… я не такая. – Голос Саши дрогнул, и он впервые увидел на ее лице гнев.
– Мы все такие, Саша. И мужчины, и женщины. Мы все просто пытаемся выжить.
– За что ты меня так ненавидишь? – Она говорила твердо, хотя ее щеки пылали. Черные глаза влажно блеснули, и Кель поразился, как мог когда-то счесть их пустыми. Они искрили и жалили, источали жар, жизнь и эмоции.
Кель в два счета пересек комнату, запустил пальцы в рыжие волосы и приподнял Сашин подбородок, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли. Ее розовые губы разомкнулись, и Кель нахмурился. Сам их цвет казался ему подозрительным.
– Я тебя не ненавижу, – наконец выговорил он. – Я тебе не доверяю. Я вообще ничего не хочу к тебе чувствовать. А ты вознамерилась пристегнуть меня к юбке.
Саша ответила ему резким рывком вперед: вцепившись в его волосы, как он недавно – в ее, обхватив щеку свободной ладонью, вжимаясь в него всем телом. Эта неожиданная агрессия удивила его. В кои-то веки ее гнев напоминал его собственный.
– А теперь чувствуешь? – спросила она, потянув его за волосы так, что он поморщился. – А теперь?
Она привстала на носки и впилась зубами ему в нижнюю губу, повиснув на ней, как бешеный волк. Кель зашипел и зажал Сашино лицо между ладонями, пытаясь ее остановить.
Ему потребовалась пара секунд в этой нелепой позе – нос к носу, грудь к груди, с зажатой между ее зубов губой, – чтобы как-то разом осознать и мягкость Сашиного бюста, и твердость бедер, и влажность рта, и жар пламени, бушующего за внешне спокойной оболочкой. Лицо, которое он сжимал в руках, было вылеплено самым искусным мастером, кожа на подбородке была гладкая, как шелк или полированный мрамор, а черные глаза казались текучими, словно кровь, грохотавшая у него в ушах. Наконец Саша отпустила его губу, но не разжала пальцы и не отстранилась.
Конец ознакомительного фрагмента.