Королева карантина
Шрифт:
— Черт, Блейк, — простонала я, откидывая голову назад, пока он ласкал мое тело так, словно оно было его собственным. Он точно знал, как прикасаться ко мне, чтобы заставить меня дрожать и биться в конвульсиях, и когда он еще раз обвел бедрами, я сильно кончила, наслаждение пронзило меня и заставило мои мышцы напрячься.
Блейк выругался.
— Ты такая чертовски тугая. — Он застонал, как зверь, уткнувшись лицом в мою шею, когда достиг кульминации, и я почувствовала, как он заполняет меня.
Нам было жарко, мы вспотели и не могли отдышаться, лежа запутавшись в наших конечностях,
Блейк начал смеяться, когда поднял голову, чтобы посмотреть на меня, и я тоже рассмеялась.
— Сэйнт взбесится, когда мы вернемся, — сказал он, и я сжала его челюсть, запрокидывая голову, чтобы украсть еще один поцелуй, полный жара и страсти.
— Я разберусь с Сэйнтом, — промурлыкала я.
Он ухмыльнулся, и я почувствовала, как он снова твердеет внутри меня.
— Ну, в таком случае, Золушка, как насчет второго раунда?
Я смотрел в окно в баре кинотеатра, когда в дальнем конце улицы показались фары моей машины, и мое бешено колотящееся сердце наконец замедлилось. Я не испытывал подобного беспокойства с тех пор, как мы спасли Татум из рук моего отца, и провести ночь, переживая это еще раз, было совершенно изысканной пыткой.
В моих наушниках зазвучала «O Fortuna — Carl Orff», и я позволил интенсивности музыки проникнуть в мою душу, заземляя меня, напоминая мне, что я из плоти и костей, жестокий, хрупкий и, о боже, такой незначительный, когда дело доходит до этого. И это было именно то, что я чувствовал прямо сейчас, так что это мне хорошо подходило.
Из-за недосыпа я чувствовал себя немного нервным, но если быть до конца честным с самим собой, я знал, что это странное окружение тоже имело немалое отношение к моему дискомфорту. Прошло много времени с тех пор, как я был брошен в суматоху и потрясения из-за такого внезапного переезда, и если быть абсолютно честным с самим собой, я могу признать, что это заставило моих демонов выйти наружу и поиграть.
Из-за беспокойства о Татум и Блейке я провел большую часть вечера, запутавшись в паутине воспоминаний, с которыми мне не хотелось сталкиваться. Но я знал по опыту, что единственный способ снова загнать их в уголки моего сознания — это встретиться с ними лицом к лицу, посмотреть на них, прочувствовать их и пережить заново. Это было неприятно. Но у меня не было особого выбора.
Поэтому вместо того, чтобы провести ночь в окружении семьи, которую я создал сам, я провел ее, заново переживая свои кошмары и сталкиваясь с худшими эпизодами с моим отцом. Иногда, когда я погружался в воспоминания о том, как он наказывал меня в детстве, мне становилось трудно дышать. Мне было трудно даже мыслить здраво. И в конце концов я задался вопросом, не обманываю ли я себя насчет того, что могу сразиться с ним и победить. Да, он создал меня по своему образу и подобию, но он также ослабил меня. И какая-то часть меня не могла избавиться от страха, что, как только все будет сказано и сделано, я окажусь один и во власти его
Мои руки дрожали, когда я вытаскивал себя из этого дерьмового шоу воспоминаний, и я сжал пальцы в кулаки, чтобы заставить их остановиться. Я отказываюсь подчиняться воспоминаниям о монстре, который использовал свою власть надо мной, чтобы запугать. Я больше не был ребенком. И я бы не позволил ему снова поставить меня в такое положение.
Я смотрел, как фары двигаются по улице в тишине, музыка окружала меня, пока я ждал, пока они зарулят на подземную парковку, и я позволил себе на мгновение просто почувствовать облегчение от их возвращения, прежде чем гнев в моей душе поглотил меня снова.
Я вытащил наушники из ушей и медленно встал, так как не выспался, беспокоясь о Татум и Блейке, и я вышел из бара, просматривая короткие сообщения, которые они прислали, чтобы заверить меня в своем местонахождении. Но это не имело значения. Если бы они хотели навестить отца Блейка, нам следовало обсудить это всей группой. Тот факт, что они решили улизнуть вместо этого, красноречиво говорил об их доверии ко мне, и отсутствие такового меня совсем не устраивало.
Я открыл и закрыл дверь в бар, убедившись, что на моем новом телефоне включена громкость, на случай, если камера на парковке обнаружит, что кто-то подошел слишком близко к нашему убежищу, и датчики движения отправят мне предупреждение. Я не должен быть застигнут врасплох, пока буду наказывать их. Никто не сможет нас вычислить, пока я имею к этому какое-то отношение.
Лестница, которая вела обратно в старый кинотеатр, была окутана тьмой, и в моих черных спортивных штанах и толстовке с капюшоном не было никаких шансов, что кто-нибудь увидит меня в тени, когда я бесшумно спускался по ней. Я пересек фойе, как привидение, и направился в квартиру, чтобы подстеречь их там.
Как только я проскользнул в темное помещение, смех Татум вызвал в моей груди смесь ярости и облегчения, когда она и Блейк поднялись по лестнице на шаг позади меня. Они добрались до двери, и я наблюдал со своего укрытия в темноте, как Монро очнулся ото сна на диване.
Я решил не сообщать Нэшу и Киану об отсутствии Блейка и Татум, немного подумав. У нас здесь не было другой машины, и они совершенно ясно дали мне понять, где находятся, когда написали сообщение. Мне это не понравилось. Но остальные уже заснули, измученные после такого тяжелого дня, а поскольку у нас не было возможности догнать их, казалось бессмысленным будить их и беспокоить.
Нэш провел рукой по лицу, поднимаясь на ноги и направляясь к двери, тусклый зеленый свет знака аварийного выхода над ним освещал широкий изгиб его обнаженной спины, когда он шел.
Дверь распахнулась, и Блейк обвил руками шею Монро, вскочив, чтобы тоже обхватить его ногами, крича: — Милый, я дома! — во всю силу своих легких.
Татум рассмеялась, когда Монро отступил на шаг под его весом, а Блейк запечатлел драматический поцелуй у него на лбу, прежде чем снова спрыгнуть и броситься туда, где на одной из двуспальных кроватей спал Киан.
— Где, черт возьми, вы двое были? — Спросил Нэш хриплым со сна голосом, когда Татум подошла ближе и поцеловала его в губы.