Королева красоты. Большая книга романов о любви для девочек
Шрифт:
– Подожди меня во дворе. Я переоденусь и выйду.
Сначала их разговор не клеился. Неожиданное признание Агеева смутило и растревожило обоих. Потом Инна опять вспомнила о той драке в пятом классе, которая почти на три года напрочь оборвала их отношения.
– Знаешь, Димка, – сказала она, – а я все время была уверена, что ты меня ненавидишь.
– Глупость какая, – отозвался Агеев. – Разве можно так долго злиться?
– Но Кирилл ведь злится на Данку, хотя уже больше года прошло.
– У него есть на то причина.
– И
– Ну… в общих чертах, хотя могу и ошибаться. Мы ведь с ним не такие уж близкие друзья, чтобы он мне все рассказывал.
– И в чем же дело?
– Я не буду, Инна, выдавать чужие тайны. Тем более что точно ничего не знаю. Вдруг я ошибаюсь?
– Как ты думаешь, может, он от злости на Данку решил уродовать ее платья? Может быть, он и есть тот самый бессердечный Железный Дровосек?
– Не знаю… Мне кажется, как раз у Кирюхи-то сердце присутствует.
– Вообще-то, последняя версия моей подруги Логиновой, которая взялась за расследование этого дела, состоит в том, что испорченные платья – дело рук Дровосечихи Алены Глазковой. Как тебе Глазкова в качестве преступницы?
Димке, похоже, версия не понравилась, потому что он как-то весь стушевался и промямлил, что Алена на такое не способна.
– Ты настолько хорошо ее знаешь? – Инна с подозрением оглядела Димку.
Агеев так неопределенно пожал плечами, что Инна вынуждена была спросить:
– Опять чужие тайны?
Димка очень обрадовался, что она сама догадалась, и усиленно закивал головой.
– Что-то очень много тайн! – рассердилась Инна.
– Я тебе потом расскажу, если ты…
– Что я?
– Ну… мы же с тобой еще не очень хорошо знакомы.
– Не доверяешь? – Агеев хотел что-то возразить, но Инна его остановила: – Ладно, может, ты и прав. Зачем лезть в чужие дела? Со своими бы разобраться…
На следующем уроке географии Недремлющее Око потрясала в 8 «Б» листком с контрольной по полезным ископаемым Тони Мамаевой.
– Антонина, у тебя единственная «двойка» в классе! – возмущалась она. – Это все результаты опасных для юных душ конкурсов красоты. Что себе администрация думает, не понимаю? Нет, чтобы провести викторину по географии или по какому-нибудь другому, не менее важному, предмету… Все в этой школе занимаются ерундой! Тебе, Мамаева, как никому другому, нужно учиться. Это за Дану Язневич папа решит все проблемы, и за всяких там… моделей все сделают их продюсеры, а куда ты, Антонина, без географии денешься, я, право, не представляю. Забудь, милочка, про все эти «Жемчужины». Я тебя к ней не допускаю. Займись-ка делом. Потом сама же спасибо скажешь.
Бедная Тонька, которую девчонки между собой и так называли Страшилой, теперь прилюдно окончательно и навсегда была приговорена к вечной географии по причине своей невыдающейся внешности. Скрывшись в своем шалашике, она чуть не плакала. А может быть, и плакала. Кто это увидит за жесткими соломенными прядями?
Инна посмотрела на свою подругу Логинову. Та с ужасающими ужимками кивала ей на Алену Глазкову. Инна обернулась к Глазковой и попросила у нее совершенно ненужный карандаш. Алена молча протянула его Инне, а на лице ее при этом читалось явное удовлетворение происходящими событиями. Самсонова хотела уже отвернуться от Алены, как вдруг неожиданно встретилась с ней глазами. Она тут же отвернулась, но долго еще чувствовала на своем затылке взгляд Глазковой и почему-то краснела.
После географии у окна коридора одноклассницы горячо утешали Страшилу, потому что все к ней очень неплохо относились. Антонина Мамаева была доброй, отзывчивой девчонкой, которая совершенно не умела ни злобствовать, ни злорадствовать, ни даже сплетничать по пустякам. Бедная Тонька расстроилась не на шутку – настоящие крупные слезы капали из ее шалаша прямо на голубенький свитерок.
– Наплюй ты на это Высохшее Географическое Око! – втолковывала ей Дана. – Она не имеет никакого права вмешиваться в дела нашего класса. Пусть свой 9 «А» воспитывает. На «Школьную жемчужину» мы пока и не замахиваемся, а «Жемчужина 8 «Б» – наше личное дело!
– Точно, Мамай! У тебя ведь тако-о-ое платье! – протянула Глазкова, и ее насмешливый тон очень не понравился Инне. Чтобы Тонька не успела прочувствовать всю глубину Аленкиной издевки, Инна поспешила добавить:
– У тебя, Тоня, действительно самое красивое платье! И Данка абсолютно права. Нашим классом руководит Ольга Ивановна, а не это… Бесполезное Ископаемое…
Новое прозвище географички показалось всем таким удачным, что столпившиеся возле Антонины девчонки дружно рассмеялись. Из желтого шалашика показалось наконец красное лицо Мамаевой, которая тоже попыталась улыбнуться сквозь все еще бегущие по щекам слезы. Инна хотела еще как-нибудь подбодрить Страшилу, но Логинова довольно грубо, за локоть, вытащила ее из группы девчонок и выволокла на лестницу.
– Ну? Теперь ты видела? – свистящим шепотом спросила она Инну.
– Что именно?
– Лицо Глазковой видела?
– Лицо как лицо, – ответила Инна. – А вот тон, которым она говорила про Тонькино платье, мне действительно не понравился.
– Вот именно! Мне, знаешь ли, очень не нравится, и как она на тебя смотрит. По-моему, ей кажется, что тебя тоже неплохо бы устранить с дороги.
– Что ты несешь, Лидка?
– А то! У Данки уже, считай, два платья пропало, и никто не знает, готовит ли она третье. До мамаевского наряда Глазковой не добраться, поскольку он уже сшит и находится у Тоньки дома в шкафу. Поэтому Алена так и обрадовалась, когда это… Ископаемое попыталось отлучить Мамая от конкурса.
– Ну а я при чем?
– Видимо, Глазкова видит и в тебе сильную конкурентку. Платье твое, конечно, сейчас вне досягаемости, но она может придумать что-нибудь и почище!
– С чего ты взяла?
– Она на географии на тебя так смотрела…
– Как «так»?
– Кровожадно, вот как! И когда ты Мамая утешала, тоже глядела на тебя самым зверским взглядом. Вот честное слово!
– Да не может такого быть…
Вечером Инна опять встретилась с Агеевым. Первое, что она ему сказала, все-таки касалось Алены: