Королева легионов Афины
Шрифт:
Чувствуя, что хватка Константина ослабла, Бриттола вырвалась из его рук, схватила свой серебряный крест и высоко подняла его над головой.
— Нет! — закричала она. — Это неправильно! Каждый человек должен умом и сердцем своим понимать, что его истинныйдолг — служить Богу! Единственному Богу! Истинному Богу! Нельзя жить в мире, свободном от божьих правил! Какая такая «тяжело добытая свобода» может заставить человека пить кровь животных? Мы должны стремиться к жизни в богоугодном мире! А сделать это можно, лишь подчиняя себя воле Божьей! Только отказавшись от лже-богов и прекратив вести себя как… как звери!
Константин
— Как верно заметил твой отец, — вступила Урсула, встав между Бриттолой и Константином, лицом к девочке, — здесь не время и не место для подобного разговора. — Потом она повернулась к Конану. — Я думаю, действительно будет лучше, если вы отведете ее на пир, где подобные дебаты будут более уместны.
— Пойдем, прогуляемся, — мужчина осторожно обнял плечи Бриттолы.
Она опустила голову и позволила отвести себя в сторону. На мгновение показалось, что вспышка ее негодования уже позади. Но как только они подошли к выходу из аллеи, она резко высвободилась и снова развернулась лицом к толпе.
— Наш первый долг — служить Господу, а не Риму! — крикнула она. — В первую очередь мы — солдаты божьейармии, и лишь потом римской!
Мужчины, замерев, просто стояли и смотрели. Никто не шелохнулся, никто ей не ответил. Она смотрела на них с вызовом, страстно желая, чтобы ей возразили, но вдруг наткнулась на жесткий взгляд Урсулы. Только тогда Бриттола прикусила язык, развернулась и наконец ушла, следуя за своим отцом. Еще долго из темной аллеи до мужчин доносились ее рыдания.
Константин сделал повелительное движение головой, и все беспрекословно повиновались его беззвучному приказу. Мужчины разошлись, оставив Константина наедине с Константом и Урсулой.
Первой тишину нарушила Урсула.
— Я понимаю, как сложно управлять армией из христиан и римлян. Лишь одно меня удивляет: как вы можете сражаться в битве или отправляться в далекие походы, не зная наверняка, за что именно вы сражаетесь.
— Часто важнее знать не за что, а против чего ты сражаешься, — тепло ответил Константин, напомнив Урсуле того человека, которого она знала и любила с детства. Он замолчал, потом приблизил к ней пламя своего факела. — Урсула, со дня смерти матери на твои плечи легла большая ответственность. Теперь ты уже должна понимать, что мы зачастую не понимаем причин, по которым на нас возложен тот или иной долг. Мы зачастую многого о нем не знаем. Если мы будем пытаться все осмыслить, то рискуем лишиться рассудка. И в конечном итоге нам удается выполнить свой долг просто потому, что мы знаем, что должны это сделать, а не потому, что понимаем зачем.
— А как быть тогда с личными убеждениями? У нас ведь есть долг и по отношению к себе самим, — Урсула смотрела Константину прямо в глаза. — Скажите, вот вы, за что воюете лично вы, когда отправляетесь в поход?
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Время шло, они не опускали глаз, и Констант начал ощущать неловкость.
— Хорошо, что ты — женщина, — произнес Константин, наконец нарушив затянувшееся молчание. — Это значит, что тебе никогда не придется участвовать в войне. Несмотря на то, что я — воин, видевший проявления воли и Бога, и богов, я не могу ответить на твой вопрос. Могу сказать лишь одно: когда рядом с солдатом Бог — Он дает ему веру. Если его посещают боги — они управляют его судьбой. И то и другое — прекрасное оружие и защита.
Он повернулся к Константу и похлопал его по плечу.
— По-моему, мы можем заняться и более приятными вещами, чем упражнения в ораторстве! Не сопроводишь ли ты нашу принцессу назад, во дворец, к столу праздничного пира, где ей сейчас самое место? Я скоро к вам присоединюсь.
Констант взял Урсулу под руку и повел прочь от дворика. Константин закрепил свой факел на одном из сучьев старого лимонного дерева, заложил руки за спину и задумчиво остановил взгляд на теперь уже темном окне в стене казармы.
— Урсула! — крикнул он, когда молодая пара подошла к выходу в аллею. Они остановились. — Если я когда-нибудь сделаю выбор в пользу Бога или богов, веры или рока, если я буду уверен, что твердо в это верю, — я обязательно дам тебе об этом знать.
VI
Констант и Урсула прошли всю аллею в молчании. Выйдя на улицу, они замедлили шаг, потом остановились. Только тогда Урсула смогла, наконец, посмотреть в любимые глаза. В тот же момент для нее исчез весь мир с его проблемами и спорами. Существовали только они и их любовь, а остальное было неважно.
Но когда она попыталась обнять Константа, он холодно отстранился.
— Как ты могла допустить такую сцену, да еще на глазах у Геронтиуса и солдат? Ты что, не могла осадить Бриттолу? Прошу тебя, помни, что скоро ты станешь моей женой. Придет день, и эти люди станут нашими подданными, и тогда нам будет необходимо их уважение.
Сначала Урсула никак не могла понять, о чем он говорит.
— У Бриттолы были все основания так себя вести, когда она увидела, чем вы были заняты. Кстати, у меня они тоже были! — Констант попытался возразить, но она его перебила. — Я не хочу быть женой язычника — кровопийцы! Ты ведь тоже собирался испить из кубка. Не отрицай! Я видела это своими глазами! Что случилось с моимКонстантом? Тем, с которым меня вместе крестили? В кого ты превращаешься?
— В человека дела!
Прозвучавшие в его голосе уверенность и сила удивили ее. Такого она раньше не слышала.
— Видишь эти руки? Прикосновения которых ты так любила? Видела бы ты их за работой! Как бы ты тогда восхитилась их мастерством! Они могут проникать копьем в утробу врага, рассекать мечом глотку вражеского солдата, выносить раненого с поля боя, вынимать стрелы из плоти! Вот где я могу проявить себя — в битве! А битва — это ристалище многих богов, которые тебя окружают, а не того Бога, который находится внутри тебя. Когда летят стрелы, когда наступает враг, каждый воин молится тем богам, которые могут ему помочь, изменив его судьбу, подарив удачу. А удача в бою не имеет ничего общего с понятиями о Добре и Зле.
— То, о чем ты говоришь, никак не связано с Богом. Речь идет лишь об удаче. И почему ты говоришь, что можешь проявить себя только в битве? Твое истинное мастерство должно оставлять отпечаток на другом поле — в сердцах твоих людей. Придет день, и ты, как Константин, станешь их повелителем. Твои руки были созданы не для убийства, а для подписания важнейших договоров и приветствия посланников других государств, и…
Он начал улыбаться, как только она заговорила, а теперь уже смеялся в открытую. И смех этот был нарочитым, использованным только ради эффекта.