Королева легионов Афины
Шрифт:
Встревоженное лицо отца подтвердило ее опасения.
— Не надо так себя расстраивать, дорогая. Ты выполнила свою работу, пир великолепен. Будь же терпелива. Они скоро придут, я уверен, что…
— Они ведь у алтаря, да? — произнесла она свистящим шепотом. Взгляд, которым она пронзила отца, стер с его лица благостную улыбку.
— Тише! — Король Дионот быстро отвернулся от епископа Патроклия. Нет, он мог не волноваться на его счет: старый друг был всецело поглощен отбором самых сочных кусочков молодой куропатки. — Хороший вождь не должен покидать своих подданных. Чувство
— Вот я и положу конец их работе, а заодно и приведу сюда!
— Нет! Ты не должна этого делать! Не встревай в дела мужчин.
— Все, что касается мужчин, исключительно важно для женщин. Ты же знаешь, отец.
Он улыбнулся.
— Ты такая же смелая, как твоя мать. Я знаю, что если ты что-то решила, то мне тебя уже не переубедить. — Они обменялись понимающими взглядами, и Урсула ушла.
В этот момент в зале раздался резкий треск и полыхнула вспышка. Глотатель огня изрыгнул язык пламени, из которого выпорхнул белый голубь и полетел по залу. Кто-то из женщин вскрикнул от удивления, кто-то лишился дара речи. Кордула взвизгнула от восторга, и даже епископ Патроклий отвлекся от своей куропатки и присоединился к аплодисментам.
Ухода принцессы не заметил почти никто, кроме Бриттолы, которая внимательно наблюдала за тихой беседой Урсулы с отцом. Как только та выскользнула за шпалеры, девушка подхватила свой плащ и тихо отправилась следом. В то же самое время Олеандра, крадучись, проследовала за ними, исполненная решимости не оставлять хозяйку без присмотра. Она ведь нянчила Урсулу с рождения.
Кордула, сидя за столом и наблюдая, как эта троица ускользает с пиршества, воспользовалась тем, что место Бриттолы рядом с ней освободилось. Она уселась поудобнее, вытянула ноги, взяла гроздь темно-лилового винограда и с удовольствием приступила к трапезе.
III
Урсула быстро шла по пустой улице по направлению к казармам. Узкая улочка, наполненная неверными тенями в первой половине дня, сейчас переливалась теплым красноватым светом закатного солнца. Прохладный не по сезону ветер развевал светло-золотистые волосы девушки. Животные в соседних садах и сараях беспокоились: гуси гоготали, свиньи ворочались, собаки лаяли и выли. Но к этим звукам примешивался еще один: стук легких сандалий по старой мощеной мостовой.
— Подожди меня, — задыхаясь, окликнула ее Бриттола, бегом преодолевая остаток разделявшего их расстояния.
— Бриттола? — Урсула остановилась и повернула назад. — Тебе нельзя сюда, возвращайся на праздник. Я скоро приду, только позову Константа и его отца. Наверное, они чем-то увлеклись и забыли о времени.
— А я позову своего отца. Наверное, он тоже чем-то увлекся.
— Я позабочусь о том, чтобы он пошел с нами. А теперь — беги обратно.
— Нет, и пойду с тобой. Они ведь что-то затеяли, правда?
— Если они затеяли то, что я думаю, тебе туда идти нельзя. Твой отец точно не хотел бы, чтобы ты это видела. Во всяком случае, не в твоем нежном возрасте.
— Урсула! Как ты можешь так говорить! Мы обе еще молоды. Когда умерли наши матери, тебе тоже было шестнадцать лет, сколько мне сейчас. Разве ты переложила всю ответственность на одного отца? Разве ты тогда не была преисполнена желанием заботиться о нем и даже направлять его на верный путь, если он вдруг оступится?
Последние лучи заката осветили лица девушек, смотревших друг на друга в упор.
— Ты права, — сказала Урсула. — Когда умерла мама, отец стал для меня всем. А теперь еще и Констант — моя любовь.
— А у меня даже нет любви. Только отец. Урсула улыбнулась.
— Хорошо, пойдем, — сказала она. — Только будь готова, это…
Бриттола знала, что она скажет дальше. Она всегда так говорила, готовя себя и других к сложному или неприятному делу, поэтому конец этой фразы они произнесли в унисон: «Это будет нелегко».
Они засмеялись, обнялись и пошли дальше вместе.
IV
Казармы выходили фасадом на окраины города, и девушки подошли к ним с тыльной стороны. Подходя к торцу огромного здания, они услышали напевный речитатив мужских голосов. Остановившись, девушки прислушались. Звук доносился из аллеи, окружавшей здание. Он усиливался с каждым куплетом и под конец разносился единым мощным рыком.
— Что это? — воскликнула Бриттола, повернувшись в сторону источника звука. — Ну же, скорее бежим, посмотрим, чем это они занимаются?
— Бриттола! Вернись! Вернись, я тебе говорю! — кричала Урсула, но напрасно. Подруга уже скрылась в тени аллеи. С сердитым окриком «стой, Бриттола!» она побежала вслед за ней.
Аллея вывела Урсулу в старенький внутренний дворик, одну сторону которого формировала стена казармы. В стене не было дверей, только небольшое окошко посередине и слишком высоко, чтобы до него можно было достать. Рядом со стеной, прямо возле окна росло старое лимонное дерево, раскинув свои ветви высоко над крышей казармы. Урсула и Бриттола хорошо об этом знали и в детстве частенько залезали на него. Среди горожан ходило поверье, что это дерево растет возле комнаты, в которой обитали души умерших солдат, и самым большим подвигом среди детворы считалось забраться на скрипучие ветви, заглянуть в окно и рассказать, какие движущиеся тени они рассмотрели.
Урсула догнала Бриттолу возле входа в садик. Речитатив, оборвавшийся на самой высокой ноте, начался снова. Звук доносился из того самого окна, но из-за толщины стены слов девушкам было не разобрать.
— Давай! Залезем наверх и подсмотрим за ними! — заговорщицки прошептала Бриттола. Не успела Урсула ответить, как девушка подбежала к дереву, подпрыгнула, зацепилась за нижнюю ветвь и полезла вверх.
— Ну, мы же уже не дети, — побормотала про себя Урсула и с большой неохотой последовала за ней, вспоминая, куда в детстве ставила руки и ноги.
Пока она добиралась до ветки, откуда открывался хороший вид на происходившее по ту сторону окна, речитатив снова достиг кульминации и перешел в рев, который был слышен им с улицы.
— Бриттола! — громко зашептала Урсула. — Довольно! Слезай, это опасно!
Но было поздно — Бриттола успела заглянуть в окно. Когда Урсула добралась до нее, девочку уже сковал ужас. Вцепившись одной рукой за ветку над собой, другой она крепко держала серебряный крест, будто стараясь с его помощью защититься от зла. Урсула пристроилась рядом и тоже посмотрела в окно.