Королева мести, или Уйти навсегда

Крамер Марина

– Слушай, котенок, он у нас заговорит когда-нибудь или нет? Ты будешь нормально разговаривать? – Он поднял Егорку на вытянутые руки, и мальчик, радостно болтая в воздухе ножками, опять выдал свое любимое:

– Нет!

– Сын Коваль, чего там! – засмеялся Женька, усаживая Егора обратно на колени. – И мать твоя тоже все время "нет" говорит.

Марина посмотрела на него исподлобья, давая понять всю абсурдность высказывания, поставила букет в вазу, водрузив ее на стол. Подойдя поближе, поцеловала Хохла в щеку:

– Спасибо, родной.

Где был весь день?

– В Кузнецово, – неохотно отозвался Женька, зная, как негативно она относится к его побочной деятельности, не связанной с ее, зато рискующей принести массу неприятностей по линии закона.

– Дела идут, смотрю?

– Катит потихоньку. Зачем тебе?

– Не могу поинтересоваться, как дела у моего любовника? – Марина легко запрыгнула на барную стойку и уставилась Женьке в глаза.

– Можешь. Только не зови меня так.

– А как? – Она болтнула ногами, обутыми в шлепанцы на высоком каблуке, и полы халата немного разошлись, открывая колени. Хохол сглотнул слюну, отвел глаза. – Что молчишь?

– Перестань, что за мода разводить меня? Вот ребенка уложим, тогда…

– Ты не увиливай, я ведь про сервис у тебя спросила, а не про то, что ночью будет.

– Дался тебе сервис! Ничего там интересного – тачки битые.

– Ну конечно, – согласно кивнула Коваль. – А я такая дура, что понятия не имею, чем еще занимается кузнецовский автосервис под твоим чутким руководством!

– И чем?

– Хохол, прекрати лоха из себя строить! – зло бросила она. – Я никогда не лезла в твои дела, но вся эта муть с сервисом мне не нравится. В ноябре, если не ошибаюсь, мы чуть на воздух не взлетели, скажи, если не права.

– Ты была ни при чем.

– Да мы все при чем, как не поймешь! Ты, я, Егор – все, потому что мы семья.

– Ты заговариваешь о семье только тогда, когда тебе это выгодно. Что-то не больно ты вспоминала о семье, когда Кадет на тебя наезжал! – окрысился Женька, опуская Егорку на пол. – Ну-ка, сынок, иди к Даше. Даша! Возьми Егора!

– Пусть в каминную идет! – раздался Дашин голос. – Егорка, иди, помогать мне будешь!

Мальчик заковылял из кухни, они проводили его взглядами, и Хохол продолжил:

– Ну что замолчала? Нечем крыть?

– Только матом если. Потому что ты приплел сюда совершенно другую ситуацию.

– Другую?! Какую, на хрен, другую, когда едва ребенка не потеряли?! – заорал, вскакивая, Женька. – И саму чуть насмерть не забили?! И ты обвиняешь меня в том, что я о чем-то там не думаю?! Да я бабла хочу поднять, понимаешь – нормального бабла…

– Что, мы обанкротились? – спокойно, не реагируя на его крик, осведомилась Коваль, потянувшись за сигаретами.

– При чем тут твои деньги?! Я – мужик, я сам должен зарабатывать, а не ждать, пока мне баба отвалит!

"О, ну все! Опять приступ ущемленного мужского самолюбия! Это случается с завидной регулярностью, уже надоело".

Марина никогда не контролировала, сколько денег он снимает со счета в банке,

ей просто дела не было до этого. То, что все подарки ей он делает на свои, снятые с сервиса, деньги, она знала прекрасно, ей и в голову не пришло бы спрашивать – Коваль достаточно хорошо знала Женькин характер, чтобы заподозрить в нем альфонса. Но ему постоянно хотелось не зависеть от нее в плане финансов. Теперь Марина хорошо понимала покойного Малыша, когда он злился, что она не желала тратить его деньги. Оказывается, это неприятно.

– Все? Ты выложил мне свое жизненное кредо? – Коваль поправила халат и снова уставилась на мечущегося по кухне Хохла. Он резко развернулся, оперся о барную стойку прямо перед ней.

– Я не знаю, что это значит. Но сказал тебе все, что хотел, – я никогда больше не возьму у тебя ни копейки, Коваль, тебе ясно?!

– Хозяин – барин, – кивнула она. – Надеюсь, сидеть со мной за одним столом вам будет не слишком напряжно, господин самостоятельный "крышевик"? А то, как ни крути, денег-то я все равно больше имею?

– Сучка! Умеешь ты уделать! – Он грохнул кулачищами по обеим сторонам от нее, и Марина подпрыгнула вместе со стоящей на стойке вазой с яблоками.

– Мебель не ломай. А то пока еще на новую сколотишь…

Он сгреб ее со стойки, закружил по кухне.

– Ах ты, стерва противная! Так и смотришь, чтоб последнее слово за тобой осталось!

Она взяла его за подбородок, задрала голову и, целуя в губы, прошептала почти нежно:

– Никогда не смей говорить мне хоть слово против – грохну, на фиг! – И снова впилась в его рот, кусая за губу.

Женька не сопротивлялся, подчиняясь и отвечая на поцелуи.

– Хочу тебя, котенок, – пробормотал он, шаря рукой в вырезе халата. – Вот сейчас прямо, вот здесь… – Он опрокинул ее на стойку, но Марина подтянула к груди колено и велела:

– Остынь! Всему свое время.

И Женька отошел, тяжело дыша и пытаясь справиться с возбуждением. Коваль спокойно поправила халат, заново уложила волосы в узел, закрепив его шпилькой, слезла со стойки и подошла к Женьке, взяв его за руки и глядя в лицо.

– Обиделся? Не переживай, ты получишь все, что хочешь… любые причуды, Женечка, все, что в голову взбредет.

– Не боишься?

– Я уже давно тебя не боюсь, родной… С тех пор, как мы с тобой в Египте… Ты помнишь?

– Тебя забудешь! – усмехнулся он. – Развела меня, как лоха, имела всю дорогу, как хотела. Даже не думал, что ты любишь такие дикие штуки…

Его монолог был прерван звуком "Мурки", доносящимся из висящего на поясе джинсов мобильника. Марина поморщилась – любовь Хохла к эпатажу переходила порой все границы. Если раньше он носил на шее цепь толщиной с ее запястье и на пальце золотую печатку величиной с кофейное блюдце, то теперь постоянно менял на мобильном телефоне мелодии, всякий раз выбирая что-то изощренное. Недавно в кафе его телефон исполнил гимн России, и половина обедавших едва не встала с мест…