Королева морей
Шрифт:
— Не будем загадывать. Мне же не двадцать лет. Вот сына моего, который ждет в Ширазе, можно еще удивить, а я, даже встретив чудеса, смогу отнестись к ним со спокойствием.
— И все же смею надеяться, что деньги свои свахи заслужили не зря, господин. Огонь в самом прямом смысле. Волосы цвета начищенной меди, а глаза с зеленым отливом.
— Это я и сам знаю, уже свахи рассказали. Ну иди, дел у тебя много, — и с этими словами Абу-Мулайл удалился в задние покои обширного дома, где наскоро готовились помещения для молодой жены на женской половине.
Он еще не видел невесты и не считал нужным нарушать предписания шариата. Рассказы свах о ее волосах и глазах
И когда обряд совершился и Абу-Мулайл явился вечером в богато отделанную спальню, то, увидев Асию, сидящую в прозрачных одеждах на краю обширного ложа, он остановился в нерешительности и замешательстве, потом откинул фату, прикрывавшую лицо жены. Асия мельком стрельнула в него вымученными и жалкими глазами. Он долго глядел на нее, изучая необычное лицо и волосы. Никакого плотского желания он в себе не почувствовал, одно любопытство, желание услышать голос, рассказ о нелегкой, должно быть, судьбе этой женщины.
— Ты уже должна знать мое имя, женщина, — сказал он тихо по-персидски. Она молча кивнула, а он присел к ней на ложе, обнял сухой рукой и ощутил под ладонью легкое дрожание тела, сильного, упругого, чужого, которое вдруг резко отшатнулось от него. Абу-Мулайл вздохнул тяжело, горестно. Ему показалось вдруг, что насилие над этим существом будет кощунством. «Вряд ли это может быть угодно аллаху, — подумал он с тоской по утраченному чувству, по прошедшей молодости. — Но что можно сделать? Мне она не нужна, а бросить такую нельзя. Всевышний не одобрил бы такого. И как она несчастна. Наши девушки так бы не поступили, не стали бы так откровенно отталкивать меня, пусть даже старого. Но она из другого мира. Не лучше ли попробовать научить ее уважать наш, а может быть, и полюбить?» — все это проносилось в мозгу старого человека в его первую брачную ночь с молодой женой.
Молчание становилось тягостным. Абу-Мулайл сказал ласково, тихо.
— Не печалься, дитя мое. Мне от тебя ничего ненужно. Будем хорошими друзьями, это куда ценней любой женской ласки. А они мне уже ни к чему. Я устал от них, мне хочется теплоты, искренней и благодарной. Ты меня понимаешь?
Асия всхлипнула и ответила сбивчиво:
— Понимаю, но плохо, Абу, — и вдруг она прильнула к груди старика, и рыдания охватили ее. Она тряслась, захлебывалась слезами, волосы огромной копной рассыпались по груди Абу-Мулайла и спине Асии.
— Успокойся, дочь моя, — сказал дрогнувшим голосом старик и необычайная нежность в голосе стала успокоительно обволакивать Асию. Она не отрывалась от его груди и медленно успокаивалась. — Ну вот и умница. Так уже лучше. Я вижу, тебе трудно называть мое имя. Пусть оно для тебя будет именем моего отца. Называй меня Рабах. Я ведь Фуад ибн Рабах Абу-Мулайл. Это будет полегче. Запомнила?
Асия кивнула, отстранилась и взглянула на старика. В глазах ее стоял испуг, надежда, благодарность и еще многое другое, чего прочитать было не каждому дано. Абу-Мулайл окунулся в эти глаза, и радостное, восторженное и вместе с тем тихое спокойствие охватило его душу, испытавшую множество взлетов, падений, переживаний и страстей. Он обнял Асию, прижал к груди, ощущая трепет ее тела, и поцеловал в холодные мокрые щеки.
— Живи, птичка, мне на радость. Что еще остается мне на старости лет? И не тревожь своего сердечка, успокой душу и будь весела, приветлива и счастлива, как только сможешь с таким старым мужем.
Асия плохо понимала старика, но сердцем чувствовала его доброту и отцовскую ласку, идущую от сердца, из глубины души.
Абу-Мулайл с лукавой полуулыбкой стал расспрашивать Асию о ее жизни на родине, о судьбе, свалившейся на ее юные плечи, но быстро устал, плохо понимая ее ответы на отвратительном персидском. Он задремал, и Асия заботливо его раздела и уложила спать. Душная атмосфера комнаты, волнения и переживания этого дня так взволновали ее, что она не могла заснуть. Сердце колотилось в груди беспокойно, в глазах не было сна.
Все случилось так неожиданно, а муж оказался таким странным и добрым, что осмыслить все это Асия так быстро никак не могла. Ей хотелось вскочить на коня и в свисте ветра в ушах промчаться по горным тропам, чувствовать в руке повод, слышать дробный перестук копыт и частое дыхание лошади.
Но клетка была плотно закрыта. Почти золотая, но клетка. Очень удобная и покойная, однако и такая может оказаться несносной. И все же она улыбнулась в полумраке комнаты, оглянулась на посапывающего старика, разглядела его острый профиль с белой бородой и посуровевшими чертами и повалилась рядом на спину, закинув руки за голову. Мечты заволокли голову, перекатываясь мягко, как корабль в тихую волну. Было приятно, радостно.
Она очнулась, когда комната была залита ярким светом, а за окном в синеве осеннего неба плыли кудрявые облачка. Постель была пуста. Она в недоумении оглянулась. Тихие звуки доносились из-за двери, и Асия не знала, что делать. Она поднялась, прошлась по мягкому пушистому ковру. Дверь отворилась, на пороге застыли служанки, которые тут же стали заниматься ее туалетом с омовениями, притираниями, одеванием. Начиналась новая незнакомая волнующая жизнь.
Глава 24
ШИРАЗ
Впереди завиднелся город, позади остались извилистые тропы и дороги хребта Загроса. Широкая долина открывалась взору. Шираз славен своими великими поэтами Саади, Хафизом, чьи мавзолеи голубели куполами, привлекая ценителей их газелей и диванов под сень старинных гробниц.
Стрелы минаретов взметнулись ввысь, курчавые купы зелени, хотя уже поблекшей и запыленной, оживляли и без того нарядный облик города. Таким Асия и запомнила его в лучах предвечернего солнца, когда их караван ступил под своды древних ворот города.
Слуга давно предупредил сына Абу-Мулайла и теперь он, Шахаб ибн Фуад, ехал на красивом аргамаке рядом с нарядной повозкой отца. В другом возке ехала Асия, украдкой поглядывая на молодого родственника через занавески окошка.
Дом Абу-Мулайла в Ширазе был небольшой и андарун, то есть женская его половина, выглядел довольно бедно. И слуг было мало, что даже устраивало Асию. Она не могла привыкнуть к их суете, и они ее раздражали. Хотелось все сделать самой, но удавалось это редко.
С Абу-Мулайлом они говорили только несколько раз за все время пути, и сейчас она ждала визита. Однако купец всецело был занят делами с сыном. Шахаб был строен, глазаст. Курчавые волосы, сросшиеся на переносице брови и длинные пальцы рук украшали его. Стройный молодой мужчина, которому недавно исполнилось двадцать три года, не утруждал себя трудами, и теперь отец пытался в короткий срок наладить дела, расстроенные молодым отпрыском. Он был девятым ребенком купца от последней жены-сирийки и, несмотря на посредственные успехи в торговых делах, пользовался особым доверием отца. И теперь, вникая в массу промахов сына, Абу-Мулайл сопел недовольно, но голоса не повышал, стараясь не раздражать своего любимца.