Королева морей

Волошин Юрий

— Вот тут две комнаты, но они завалены мусором и хламом, — с робостью мямлила она, открывая узкие двери и проводя Асию в комнаты с узкими зарешеченными окнами.

— Вот и хорошо. Весь мусор и хлам убрать, постелить ковры и устроить постель. Вечером я буду здесь отдыхать. Сафа, проследи, чтоб все было тут сделано хорошо и быстро.

Асия быстро вышла, закутала лицо покрывалом и протиснулась к постели Абу-Мулайла. Вокруг толпились родные и слуги, пригласили хакима, но тот в нерешительности переминался с ноги на ногу.

Асию приняли

шиканием и откровенным ворчанием. Она не стала обращать на это внимание и присела на край постели. Абу-Мулайл глянул на нее, и тень улыбки тронула его тонкие губы.

— Асия, — проговорил он слабым голосом. — Удали всех, дай побыть с тобой.

— Слышали? Всем удалиться. Господину надоели ваши рожи! Он хочет быть с женой. Быстрее! — Асия изо всех сил старалась придать голосу суровость и властность, но он подрагивал и дребезжал. Однако это можно было принять за волнение и переживания о здоровье мужа.

— Асия, посиди рядом. Я так устал. Скоро мне не придется проводить время с тобой, и пусть тебя не очень пугает моя назойливость. Это скоро кончится.

— Как можно так говорить, господин мой! — возмутилась Асия, поглаживая высушенную руку старика.

— Не возражай, Асия. Умирающим все должны подчиняться и не перечить.

— Разве можно вам перечить? Вы лежите спокойно и не волнуйтесь, господин. Вам это вредно.

— Э, сейчас мне уже ничего не может быть вредно. Сейчас мне все можно.

Старик замолчал, тяжело дыша. Он уставал от разговоров и сейчас с теплотой смотрел на девушку. Ее пышущее здоровьем лицо согревало старика, он был доволен. Он дома, в родном краю, и предки с радостью примут его на кладбище. Отдышавшись, он продолжал:

— Асия, теперь же закажи резчикам по камню надгробие. Пусть там будет что-нибудь похожее на цветы. Это запрещено шариатом, но ты поручи мастеру, — он помолчал немного. — И слова чтоб вырезал из Аш-шан-фара: «В дорогу пора поднять верблюдов, сородичи! Я больше теперь не ваш, примкнул я к семье другой!».

— Как страшно вы говорите, мой господин! — воскликнула Асия.

— Смерть не должна быть так страшна, когда прожил жизнь. Это ведь конец неизбежный. Один умирает, другой родится. Так предопределено Всевышним, и не нам этим возмущаться, Асия.

— А что это за слова вы прочитали?

— Я любитель поэзии моих далеких предков. Касыда «Песни пустыни». Я так люблю ее. Мне в детстве одна рабыня из знатных пленниц-бедуинок читала по памяти, а потом я читал сам уже взрослым. Это наша история.

— Как мало я еще знаю! И как боязно оставаться одной, господин мой!

— Утешься, дитя мое. Не терзай себя понапрасну раньше времени. Ты госпожа и веди себя подобающе. Я поговорю с Газваном. Он тебя не оставит в беде. Слушай его. Он серьезный купец, не то что Шахаб.

Абу-Мулайл устал. Даже боли перестали его терзать. Он закрыл глаза и задремал. Асия посидела еще немного, потом вышла из комнаты. Толпа людей расступилась перед ней.

— Господин заснул. Не надо его тревожить. Занимайтесь своими делами, — Асия обвела присутствующих взглядом, отыскала Газвана и сказала ему: — Тебя он хотел видеть, когда проснется.

Люди зашептались и медленно стали расходиться. Асия пошла осматривать дом и надворные постройки. Ее сторонились, шептались за спиной, указывали пальцами, но она делала вид, что это все ее не трогает.

Дом был большой, в три этажа, с подвалами из дикого камня. Обширный двор теперь стал тесен от гостей и слуг. Асия поднялась по лесенке на самую крышу и с ее плоской поверхности увидела залив и множество лодок и судов, стоявших у причалов и на рейде. Один парусник тихо скользил к выходу из порта, солнечные лучи высвечивали его, и он резко выделялся на фоне синего моря. Асия забыла все волнения дня и впилась глазами в эту картину. Такое море, все в сиянии солнечных бликов и в белых барашках, опять взволновало ее и потянуло к себе. Хотелось тут же бежать к нему и поплескаться босыми ногами в теплых волнах.

Порт был недалеко, к нему спускались извилистые пыльные улочки, сейчас полупустые в полуденные часы. Но в порту продолжались работы. Грузились и разгружались суда и полуголые носильщики сновали по шатким узким мосткам, сгибаясь под тяжестью мешков и ящиков.

К вечеру Асии пришлось устроить разгром на женской половине. Ее приказания выполнялись плохо. Она возмущалась и раздавала шлепки слугам, а Нузга от страха забилась в угол и закрылась одеялами.

— Спать все будете на конюшне! — грозила Асия, размахивая плетью. — Сейчас же прибрать комнату! Вон все барахло! Тащите новые ткани, покрывала и подушки! Сафа, ты у меня провинилась и тоже пойдешь на конюшню! Не сумела выполнить указания!

— Госпожа, они все ленились, и старуха их уговаривала вам не подчиняться, — оправдывалась Сафа, но Асия была неумолима.

На следующий день слуги уже носились по помещениям по одному лишь слову новой госпожи. Она же старалась чаще помахивать плетью, окончательно изживая строптивость и отчуждение.

Весна в этих краях быстро переходит в знойное лето. И теперь от жары и духоты Асия не находила себе места. Заходя к Абу-Мулайлу, она страдала в спертой атмосфере плохо проветриваемого помещения. К тому же от старика с недавнего времени стал исходить невыносимый смрад. «Господи, как трудно человек расстается с этим светом, — думала Асия, посещая умирающего. — Сколько он может страдать!»

Дни шли, и Абу-Мулайл продолжал хвататься за остатки жизни, сам уже тяготясь ею. Но тело не хотело оставлять этот мир, дух еще цеплялся за гниющую плоть.

Дом кишел родственниками, готовыми проводить Фуада ибн Рабаха Абу-Мулайла в последний путь, они томились, вели нескончаемые разговоры. Тут были и шейхи рода, прибывшие из песков пустыни, которые в обычное время годами не появлялись в городе, и юные воины, которые не смогли бы определить степень своего родства со стариком, но свято хранили родственные связи.