Королева пламени
Шрифт:
Лирне отчаянно захотелось схватить ее, встряхнуть, дать пощечину, заставить вернуться ту веселую задорную девушку, которую она встретила в Алльторе. Но королева посмотрела Алорнис в глаза и поняла, что та девушка ушла навсегда, сгорела в огне вместе со множеством людей.
— Миледи, примите ваш снотворный настой, — сказала Лирна и осторожно, но решительно выдернула у нее из пальцев уголь. — У нас завтра трудный переход, вам следует выспаться.
К дороге добрались за три дня, хотя путь на север был едва ли лучшим, чем прямо к Волару. На третий день дождь ослаб. Брат Келан докладывал о
«Эх, Мальций, если бы ты видел это, то выскреб бы всю сокровищницу, лишь бы протянуть через страну подобное чудо».
— По такому мы пройдем тридцать миль в день, — топнув ногой по брусчатке, с довольной усмешкой объявил граф Марвен. — А когда распогодится, то и больше.
— Обязательно разведайте окрестности, — посоветовала Лирна.
Она понимала, что не очень-то разумно указывать очевидное своему владыке битв, но слишком уж ее встревожили слова Аль-Гестиана. Конечно, на этой дороге обязательно встретится враг. Вопрос только, где и в каком количестве.
— Конечно, ваше величество, — заверил граф.
Еще через три дня дождь наконец прекратился совсем. Когда спала серая пелена, открылся приятный пейзаж, покатые холмы и широкие долины, заросшие пышной травой, — и почти никаких поселений. Лишь временами попадались оставленные обитателями небольшие виллы.
— Весь скот забит, посевы сожжены, — доложил через два дня брат Соллис.
Он с братьями прочесал окрестности, не встретил врага, но обнаружил массу свидетельств того, что приближение армии не осталось незамеченным.
— Все колодцы испорчены трупами животных, временами попадаются и человеческие тела, сплошь старики, судя по обличью — рабы, — добавил брат.
— Существовало ли более мерзкое человеческое племя? — скорбно качая головой, произнес лорд Адаль.
Он тоже водил свою гвардию на разведку и принес столь же печальные известия.
— То есть поживиться нам нечем, — заключила Лирна.
— Ваше величество, припасов нам хватит до Волара, — сказал брат Холлан. — А там мы, несомненно, отыщем припасы по окончании, э-э, наших дел.
— Ваше величество, с вашего позволения, я хотел бы спросить о характере наших дел в Воларе, — произнес лорд Норта.
Лирна посмотрела ему в глаза. Как обычно, лорд не отвел взгляда.
— Мы заставим ответить по справедливости тех, кто принес зло на землю Королевства, и примем меры, чтобы оно не явилось снова.
— Ваше величество, вы говорили это и раньше. Но, позвольте узнать, как же вы будете призывать к ответу? Вы соберете суд?
— Что-то я не припомню судов в Алльторе, — тяжело глядя на лорда-маршала, проговорил Антеш. — И я знаю, что в Варинсхолде тоже не было судов.
Лорд Антеш редко говорил на совете и на марше не отходил от своих солдат. Кумбраэльцы были мрачны и молчаливы после того, как леди Рива пропала вместе со старым командиром стражи и столь многими земляками. Кумбраэльцы приветствовали королеву едва заметными кивками либо вообще лишь раздраженно глядели на нее. Все знали, что Лирна отправила на смерть Благословенную госпожу. Но их злость на королеву намного перевешивала всепоглощающая ненависть к воларцам, рожденная в Алльторе и в тысячах мест, где зверствовали враги. Теперь к ненависти добавилась еще и лютая жажда мести. Кумбраэльцы видели в госпоже Риве духовную связь с Отцом, с Его любовью и заботой. Уж конечно, Отец благословит все, сделанное ради мести за свою Леди.
— В Алльторе не было судов, потому что воларцы — отвратительный мерзкий народ, выросший в жестокости и убийствах, — мрачно проговорил Норта. — Но мы-то считаем себя разумными и справедливыми людьми. Неужели сейчас мы забудем о наших добродетелях?
— Мужество и упорство — тоже добродетели. Наш народ желает, чтобы мы обеспечили его будущее. А этого не добиться мягкосердечием, — напомнил барон Бендерс.
— Я прошел Пределы, я пересек Королевство и за несколько месяцев забрал больше жизней, чем за всю мою жизнь в Ордене, — сказал Норта. — Я вел мой полк сквозь битвы, огонь и лишения, потому что считал наше дело справедливым и правильным. И моя жена одобряла то, что я делал. Но я не хотел бы посмотреть ей в глаза, возвратившись с руками по локоть в крови людей, истребленных без разбора.
Он посмотрел на аспекта Каэниса. Тот не хотел глядеть на брата, сидел, уставившись на карту.
— Брат, а как же ты? Неужели ты согласен запятнать Веру кровью невинных?
Аспект не сразу ответил, но потупился, погруженный в размышления. А когда он наконец посмотрел на Норту и заговорил, его голос был полон сожаления — но тверд:
— Императрица и ее государство — лишь орудия страшного врага. Нам всем известно это, хотя мы и не отваживаемся говорить такое вслух. Я знаю природу нашего врага. Победить его мы сможем лишь приложением всех без остатка усилий. Мы должны сделать все для победы. Если ради победы я стану убийцей — что же, я приму и звание, и вину. Брат, если мы падем, тебе не к кому будет возвращаться.
— Я не могу поверить в путь к победе, который сделает наши души столь же черными, как и души наших врагов, — тяжело проговорил Норта и посмотрел на брата Соллиса: — Мастер, уж вы-то должны знать, что Вера побуждает нас к умеренности и разумности. Орден всегда стремился защитить беззащитных.
— И защитить Веру, — спокойно, но столь же решительно и сурово, как аспект, сказал Соллис. — Если мы не справимся, может погибнуть весь мир. Вера поддержала королеву с полным пониманием важности этого похода. Брат, сейчас мы не можем позволить себе добродетели.
— А я не для того пришел на эти берега, чтобы оставить не отомщенной самую великую душу кумбраэльской истории, — процедил побагровевший лорд Антеш.
— Месть — не справедливость! — грохнув кулаком по столу, воскликнул Норта. — И если бы здесь был лорд Ваэлин…
— Его здесь нет, — мягко, но веско произнесла Лирна. — Здесь есть я. И я, милорд, ваша королева.
Лорд-маршал застыл, закусил губу. Лирна видела, как он отчаянно старается подавить готовые вырваться опрометчивые слова. Лирна подумала, что из всех присутствующих на совете лишь Норта не попал в ловушку мести и ненависти, — и позавидовала ему, пожалела часть себя, безвозвратно потерявшуюся где-то среди языков пламени, опаливших лицо.