Королева-пугало
Шрифт:
Принц проводил их взглядом, опустившись в кресло. Он взглянул на куклу девушки, что еще была в его руке. Он резко оскалился и сломал куклу в руке, бросил ее на пол. Но, сделав это, он склонился к обломкам. Он вытащил из них прядь волос и стеклянные бусины и отложил в сторону. А потом его пальцы задвигались ловко, творя из глины куклу девушки. Он обернул волосами ее голову, вставил глаза и, поднявшись, вышел из комнаты.
Он обнаружил аптекаршу и слугу у дверей башни, что выделил для нее, они собирались подняться по лестнице. Слуга отпрянул, услышав его шаги, и девушка пошатнулась. Она успела обернуться
Девушка закричала и попыталась отпрянуть, но было поздно. Глина поглотила ее кровь. Она смотрела, как принц прокалывает тем же ножом свой палец и позволяет капли своей крови упасть на куклу-симулякр. Она тоже впиталась, и принц улыбнулся. Он погладил глиняную куколку и осторожно опустил в карман. А потом без слов развернулся и ушел, оставив плачущую девушку с кровью на руке и слугу, смотревшего ему вслед.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Твайла
Глава 1:
Слева от ниши, где я все еще пряталась, на пол капала вода. Кроме этого ритмичного звука, храм из костей был тихим. Я насчитала три тысячи капель, когда услышала что-то из коридора. Я напряглась, уже затекшие мышцы болели, и я попыталась уловить другой звук: приглушенные шаги, тихое дыхание, шелест ткани. Время тянулось медленно, и я задерживала дыхание, пока легкие не горели.
Я услышала стук, за ним другой, а потом шорох, и я выдохнула, закружилась голова. Я знала эти звуки: еще больше обломков падали с потолка. Только этого должно было хватить, чтобы я двигалась, ведь крыша могла обвалиться на меня. Эхо шагов давно утихло, лампы на стенах догорали. Мне нужно было идти.
Я снова начала считать.
Когда я досчитала до четвертой тысячи, я попробовала переместить вес. Ногу тут же свело судорогой, и я принялась разминать ее, зажмурив от боли глаза. Когда я открыла их, в комнате словно стало темнее, и я выглянула в трещину в ширме, скрывающей меня, пытаясь понять, погасли ли факелы. В эту щель я видела, как Эррин кричала на Спящего принца, видела, как она смотрела ему в глаза и врала. Я видела, как он погладил ее, склонил голову к волосам и вдохнул ее запах, угрожал убить ее, а она держалась. И даже когда она опустилась на колени, она сделала это так, словно оказывала услугу, а не слушалась. Не знаю, пряталась бы Эррин, если бы была на моем месте. Я не представляла, как она осталась бы сидеть в нише, заткнув кулаком рот, ощущая на языке вкус своей крови.
Нет. Она бы не пряталась. Даже если бы она согласилась прятаться, она все равно вышла бы и вступила в бой. Она не могла бы скрываться. А если бы и смогла, то только представив большую картину, чтобы упустить этот момент. Она бы пошла за ними, слушала бы их план. Но точно не сидела бы здесь, считая капли воды.
Я думала, что оставила трусость в Лормере.
Как и чувства к Лифу. Я видела лишь холодный взгляд его глаз, когда он сказал мне прятаться. Он выдавил слова, словно отплачивал мне долг. Он назвал то, что было, дружбой…
Я отогнала мысли, стиснув зубы, сжав кулаки. Я знала, какой он, знала, что он со мной сделал, с Мереком и Лормерой. Со своей сестрой, пока я смотрела. Но я ощутила радость, увидев его. Я забыла обо всем, о смерти, боли, я помнил, как он пах, когда я прижималась лицом к его шее, его мышцы под моими пальцами на его спине. Его волосы, упавшие на мое лицо. Вкус его губ. И хотя прошли месяцы, ничего словно не изменилось.
Одно мое имя на его губах опустило меня на колени. О, как же я хотела ненавидеть его. Нет, даже не так. Я хотела ничего не чувствовать, думая о нем. Я хотела, чтобы он был для меня чужим.
«Хватит, Твайла, — сказала я себе, пытаясь выгнать его из сердца. — Иди уже».
А потом один из факелов угас, добавив тени в комнату, и я поняла, что скоро потухнут и остальные. И при мысли, что я останусь тут одна, глубоко под землей, в темноте, окруженная мертвыми, я выпрямилась и шагнула дрожащими ногами. Но все равно замерла, пытаясь увидеть в темноте признаки жизни.
Первый шаг в тишине был грохотом. Хруст костей и дерева под моей ногой отразился эхом по храму вокруг меня. В тенях что-то упало, волоски на моей шее встали дыбом. И тут потух еще один факел, и я побежала, подобрав юбки, спотыкаясь о ребра и прочие кости, боясь остаться здесь во тьме.
Я оттолкнула занавеску, прошла в коридор и споткнулась обо что-то большое и мягкое, полетела вперед, выставив руки, чтобы остановить падение. Руки покалывало от столкновения с камнем, я громко выругалась и вскочила на ноги.
И я увидела фигуру, лежащую лицом вниз, белые волосы с одной стороны были окровавлены. Я не видела, мужчина это или женщина, пока не присела и не прижала пальцы к ее шее. Я тут же поняла по холоду и неподатливой коже, что она мертва. Когда я осторожно перекатила ее, то увидела только рану на левом виске, небольшую, казалось, этого мало, чтобы убить. Но она погибла, ее золотые глаза были пустыми, рот — открытым, вся жизнь ушла из нее. Я закрыла ее глаза и рот, скрестила руки на груди.
Я видела в жизни много мертвых людей, и я знала душой, что увижу еще больше за эту ночь.
Следующие два часа моя жизнь была ближе всего к аду. Коридоры Конклава были запутанными, не было отметок или знаков, чтобы понять, где я, куда мне идти. Сначала я шла осторожно, все еще ощущая страх, который продержал меня в храме костей так долго, но с каждым тупиком и неправильным поворотом паника становилась все сильнее, я боялась, что никогда не найду выхода, что я умру здесь в темноте. Я бежала, уклоняясь от препятствий, перелезая через сломанную мебель.
Я спотыкалась о тела, мои вскрики эхом отражались от стен, преследуя меня. Я понимала, что я одна здесь. Я шумела достаточно, чтобы выдать себя, но не могла перестать. Я плакала и вскрикивала, ведь натыкалась только на трупы, избитые, изломанные, раздавленные. Одежда была разорвана на телах, открывая грудь и животы, но хозяев разглядеть не удавалось. Конечности были выгнуты, а порой их не было вообще. Пощады здесь не было.
«Я в огромной могиле, — подумала я и рассмеялась, а потом зажала рот руками. Но желание смеяться осталось, бурлило во мне, хоть я и говорила себе, что это не смешно. — Это истерика», — поняла я, но это ничего не означало. Я шла дальше.