Королева сыска
Шрифт:
От угонялы в салоне всегда оставался один и тот же запах. Зимин ждал, когда же тот поменяет туалетную воду, но теперь ему придется вовсе без нее обходиться. «Или его не возьмут? Да нет, возьмут, тачка наверняка подставная, ее как пить дать, вели от места угона. „Мусорам“ охота ведь побольше народу загрести. Конечно, подставная тачка, — уцепился он мыслью за догадку. — Слишком уж аппетитная. Такую лучше бы целиком продать, а не по частям. Но Тенгиз по-другому не работает, только через разбор. У него такая специализация».
Так, думая-толкуя, думами заговаривая разрастающийся страх, Зимин завел машину в мастерскую, поставил перед «ямой», на «яму» тачку они затолкают позже, когда это понадобится. Его собственное авто, на котором приехал Тенгиз, оставалось на улице рядом с ангаром мастерской.
Стопка закрыл створки ворот и присоединился к Зимину. Тот открыл заготовленной отмычкой багажник и выбрасывал оттуда его содержимое на бетонный пол ангара.
И завертелась привычная работа, которая лучше всего прочего отгоняла мрачные мысли Зимина, хотя прогнать окончательно и она не могла.
Нарастал с каждой минутой, с каждой отвинченной гайкой, с каждым открученным болтом вольтаж вопроса «когда?». Когда же наконец это все закончится?! Чего ждут?! Пора, мать их ментовскую!
Да тут еще добавилось раздражение Тенгиза, повисшее в воздухе мастерской вместе с дымком анаши. Грузин привычно помалкивал, вполглаза наблюдая за разборкой машины, но смолил второй подряд косяк. И только иногда ругался на причудливой смеси грузинско-русского мата, когда ронял брелок, что вертел в руках, или просто так, без явного повода. Стопка еще месяц назад подметил, что Тенгиз «дури» стал курить «до дури», а сегодня вообще разошелся. Два косяка подряд — даже для него чересчур.
Металлические створки ворот их ангара вздрогнули, по мастерской пронесся грохот и лязг. Зимин вздрогнул и чуть не выронил из рук аккумулятор.
— Ветер, — оторвался от колеса Стопка, заметивший, что резкий звук напугал напарника.
«Вот это плохо, — расстроился Зимин, — он заметил, что я нервничаю, а с чего нервничать, все же как обычно. Конечно, Стопка не Тенгиз…»
Поставив аккумулятор на полку, Зимин вернулся к машине, склонился над мотором. Главное, не вызвать подозрений у Тенгиза. А тот, до того восседавший на газете, постеленной на перевернутое ведро, затушил о пол долбан и, что-то насвистывая, направился в дальний угол ангара. Дойдя, откинул крышку большого железного ящика с песком, выкрашенного в пожарно-красный цвет.
— Песок давно менять пора, — эту фразу Зимин слышал и от Стопки тысячу раз. Стопка взял в руки пульт тельфера. Пришло время вытаскивать мотор.
Закончив мочиться в противопожарный ящик, Тенгиз захлопнул красную крышку и с тяжелым вздохом опустился на нее. Стопка подводил крюк тельфера к открытому капоту. Зимин ждал, когда подведет, проверял, все ли болты вкручены. Тенгиз надумал закинуть ногу на ногу и перешнуровать ботинок.
Закончился гаражный массив, скопище преимущественно синих и бурых домиков, плечом к плечу держащих тесный строй. Военные люди должны умиляться, оглядывая радостную для их глаза картину торжествующего однообразия. Но менты, люди полувоенной организации жизни и мышления, обрадовались, когда закончился бетонный забор, опоясывающий гаражный кооператив, и начался пустырь. Огромная пустошь с островками травы, мусора и проступающей из снега черной земли, на которой неподалеку от дороги стояли два ангара и несколько сарайчиков. На эти постройки указывала стрелка на дорожном щите, а надпись под стрелкой поясняла: «Шиномонтаж. Ремонт автомобилей. 50 м».
Милицейский «уазик» и «шестерка» Виктора свернули по стрелке и, не снижая скорости, помчались по асфальтовому ответвлению к постройкам на пустыре. Гюрза приоткрыла боковое стекло и, подставившись под встречный ветер, выгоняла остатки сонливости, чтобы выйти из машины в состоянии полной боевой готовности.
Они ехали уверенно, зная, что и тот, кто нужен, и то, что нужно, — все на месте. Зимин был не прав, думая, будто менты следили за каждым шагом угонщиков. Никто этим не занимался, мощностей не хватило бы. Но был наблюдатель, он «держал».
«Шиномонтаж и т. д.», и о прибывших друг за другом с небольшим интервалом Тенгизе, на машине Зимина, и угонщике, на «Форде», операм во главе с Гюрзой стало известно незамедлительно. Опера ждали этого сообщения в теплых стенах отделения и без большой охоты поплелись к выходу, но надо надо бороться с преступностью. От отделения до «Шиномонтажа» было пятнадцать минут ходу.
За это время машину разобрать полностью не могли никак. Реальной езды получилось все двадцать две минуты — треклятые пробки виноваты.
Зимин был не прав и еще в одном: угонщика отпустили с миром. Некому было его задерживать.
Лишь наблюдатель привстал с ящика и проводил взглядом коренастую фигуру, запечатлевая ее в памяти. Угонщик поймал на обочине «частника» и уехал в неизвестном направлении. Оперативник опустился на ящик и подкинул в костерок последнюю охапку веток. Он мог бы повязать угонщика, но тогда пришлось бы нарушить план. А по плану до его выхода еще добрых пять минут. Он уже порядком замерз в этих кустах и устал гонять бомжей, которые тянулись на костер и, кстати, на излюбленное место своих пьянок, на свое законное место.
Через десять минут после того, как он услышал, что группа выезжает, наблюдатель, бросив в костер недокуренную «Приму», пошагал по протоптанной в мокром снегу тропинке к ангарам и сараям. Пройдя мимо ангара, в который загнали краденый автомобиль, оперативник прошел к такому же в точности ангару, но расположенному ближе к проезжей дороге. Там, он знал это, действительно чего-то честно ремонтируют. Перед ангаром на лавке сидел парень в синем комбинезоне.
— Спички есть? — подсел к нему оперативник.
Спички нашлись. Прикурив, опер пристал к парню с разговорами о машинах. Парень молчал, оперу приходилось болтать за двоих, давясь при этом «Примой». Наконец показался желто-синий «уазик» и свернул с дороги в их сторону.
— Сидеть! — оперативник припечатал к лавке рванувшегося было парня. Приехали. Тихо…
Набравшему полную грудь воздуху и явно собирающемуся что-то сигнально закричать парню оперативник сдавил запястье так, что тот заскулил и сполз с лавки в грязь.
— Отпусти… слышь… козел…