Королева в изгнании
Шрифт:
А он вновь прикрыл веки, застонал и затих.
Зыков настороженно смотрел то на него, то на Машу.
– Все, все, все, - засуетился врач.
– Он впал в бессознательное состояние. Все-таки еще рано, он слишком слаб. Давайте перенесем встречу на завтра?
Зыков кивнул, поднялся и глазами сделал знак Маше: "Идем".
Она, не отрывая ладонь от губ, отрицательно замотала головой и свободной рукой еще крепче вцепилась в металлическую спинку кровати.
Зыков взял ее за локоть и настойчиво потянул к себе. Несколько секунд она сопротивлялась, затем разомкнула пальцы и, как
Они были уже на пороге, когда Атос вновь застонал. Маша замерла, но Зыков просто вытолкнул ее в коридор и прикрыл дверь. Доктор остался в палате.
– Ну что он?! Как?!
– Налетела на них Алка.
– Жив, жив, - успокаивающе хмыкнул Зыков.
– Дуракам везет. Поехали-ка ко мне. Поговорим. И вы, - кивнул он Алке, - то же.
...С Алкой следователь говорил недолго, к тому же она спешила на занятия. Следующей Зыков вызвал в кабинет Машу.
– Присаживайтесь.
Маша села. И вдруг остро почувствовала страх и жалость к себе. Как будто вся жизнь ее будет теперь состоять из таких вот пыльных милицейских комнат и пропахших лекарствами палат, нестерпимого чувства вины и утраты. Это длилось мгновение, но не ушло совсем, а вечным пониманием спряталось где-то в глубине ее сознания.
– Ну-с, милая, - произнес Зыков и вальяжно откинулся на спинку стула.
– А вот теперь-то мы поговорим серьезно.
Все в нем изменилось - поза, выражение лица, интонации. Все дышало самоуверенностью и самодовольством.
– Я по-моему все написала, - ответила Маша, специально чуть нагловато, чтобы сбить накатившую на следователя спесь.
– Не-ет, Мария Викторовна, нет, милая, - Зыков принялся раскачиваться на стуле, - вовсе даже не все. Это - так...
– он двумя пальцами поднял со стола исписанный ею на прошлом допросе листок, - фрагменты...
– И листок, отпущенный им, спланировал на пол.
– А меня интересует все. Вся история. Вся, понимаете? До мельчайших подробностей.
– Но мы же договорились...
– Договорились, - с легкой иронией в голосе перебил он так, как говорят иногда с детьми, - а теперь передоговорились.
Он перестал раскачиваться, уперся руками в стол и вдруг заорал:
– Где деньги, сука!
Такой поворот, наверное, сработал бы безотказно, будь перед ним обыкновенная девушка. Но Маша... Мария. Ее уверенность в себе, сознание вседозволенности и безнаказанности хоть и пошатнулись заметно в последние дни, но все же оставались чуть ли не главными составляющими характера.
– По какому праву вы разговариваете со мной таким тоном?
– спросила она стеклянным слегка дрожащим голосом.
– Прекрасное самообладание.
– Зыков потер подбородок ладонью и, буравяще глядя Маше в глаза, почти любуясь ею, пальцами другой руки принялся барабанить по столу.
Абсолютно спокойной Маша оставалась только внешне. В душе же ее что-то дрогнуло. "Почему?! Почему он вдруг решил, что на нее можно кричать, можно оскорблять ее? Ведь еще вчера он говорил с ней уважительно, чуть ли не со страхом... Он сказал, деньги. Почему он заговорил о деньгах? Арестован кто-то из банды? Или Алка? Нет, скорее - первое. Денег мне не жалко, отдам хоть сейчас. Но если он так... Война так война".
– "По какому праву", вы спрашиваете, Мария Викторовна?
– следователь вновь неожиданно сменил интонацию на подчеркнуто корректную.
– Да по такому, что вы - прекрасная актриса. Только на хитрую жопу, Мария Викторовна, есть, извините, член с винтом!..
– Маша порывисто поднялась и двинулась к двери.
– На место!
– рявкнул Зыков.
На место Маша не села, но остановилась:
– Если вы еще раз повысите на меня голос, я просто исчезну.
– Исчезнешь?
– следователь ухмыльнулся.
– Ну-ну, давай, а мы посмотрим... Чего ж раньше не исчезла? Это же элементарно, Ватсон: девочка-невидимка дает вдруг себя арестовать... девочка-невидимка не желает незаметно пройти в больницу... И наконец: девочку-невидимку узнает ее заколдованный принц!
Ах вот в чем дело! Следователь просто решил, что она по каким-то причинам потеряла свои сверхъестественные способности, если они вообще были, и это не легенда. Что ж, все логично. И он перестал бояться ее, перестал быть эдаким старшим товарищем - предупредительным и участливым, а стал - грубым и вульгарным... ментом.
"Вульгарным ментом", - повторила про себя Маша, и вдруг это выражение показалось ей до невозможности смешным.
Одновременно с этим она испытала несказанное облегчение от того, что все стало понятно. Не удержавшись, она сначала прыснула в ладонь, а потом, убрав руку расхохоталась во весь голос и уселась обратно на стул.
– Актриса, актриса!
– восхищенно улыбаясь, покачал головой Зыков.
– Вульгарный мент, - вслух произнесла она в ответ, сразу успокоилась и, утерев выступившие слезы, продолжила: - Значит, говоришь, я разучилась исчезать. Давай проверим.
На миг легкая неуверенность коснулась ее сердца. А может быть он прав? Может быть, не часики, а ЕЕ увидел Атос в больнице? Может быть, ее давешнее решение не пользоваться своим даром повлияло на него уничтожающе?
Она испугалась и, чтобы быстрее избавится от сомнений, глядя Зыкову в глаза, дала ему посыл...
Знакомый толчок в виски, знакомый звон в ушах. Знакомое выражение в глазах следователя.
То, как он повел себя в дальнейшем, характеризует его, как человека действительно умного и прозорливого. А может быть - просто трусливого, но способного держать себя в руках.
– Ладно, - напряженно сказал он пустоте перед собой.
– Два - ноль. Только, Мария Викторовна, пожалуйста, без излишеств. Думаю, вы уже не сидите на стуле, так что не бойтесь. Я сдаю оружие.
– Он расстегнул кобуру и выложил на стол пистолет.
– Но брать его не советую. Из соображений вашей же пользы.
К пистолету Маша не притронулась.
– Сейчас я вызову конвойного, - продолжал он уже спокойнее.
– Он проводит вас к выходу.
– Он нажал кнопку под столом, затем чиркнул что-то на бумажке:
– Это - повестка на завтра. Тут будет другой следователь. Я, сами понимаете, не справился.
Маша не притронулась и к повестке.
Дверь отворилась, вошел молодой милиционер.
– Ну что ж, жаль, что так вышло.
– Следователь поднялся.
– До свидания. Или прощайте?