Королева в раковине
Шрифт:
Стук сапог и настойчивые удары в дверь раздались ранним вечером. Лицо Гейнца исказил гнев. Бумба, как пружина, рванулся к пылесосу, стоящему в нише в гостиной. Лотшин тянет за руку Бертель, торопя ее в свою комнату. Фрида остолбенела. В одно мгновение лицо ее состарилось.
— Ты почему обслуживаешь евреев? — двое эсэсовцев в черных мундирах с множеством значков грубо толкают ее в сторону.
— Я не служанка, я — экономка.
— Мы вернемся через три дня. Найдем тебя здесь — пошлем в концлагерь.
Эсэсовцы протягивают Гейнцу приказ: в течение трех дней ему следует избавиться от фабрики. Они начинают рыскать по комнатам и коридорам, забирая все, что им попалось под руки
Дед, подобно белой статуе, прирос к стулу. Дело всей его жизни рухнуло на его глазах. Мечта о создании династии литейщиков исчезла. Фабрика переходит в руки правительства. Ему дано три дня для распродажи оборудования. Адвокат-нацист, Рихард Функе ведет переговоры Гейнца с покупателями оборудования. Рабочие получают выходные пособия.
Дом погружен в депрессию. Усиление нацистов ставит евреев Германии в новую ситуацию. Только вчера гордые и уверенные в себе, они в единый миг стали отбросами общества. Евреи унижены, они оказались беззащитными перед насильниками. Черные свастики нарисованы на всех столбах электрических и телефонных линий, на заборах и стенах еврейских учреждений и жилых домов. Запреты следуют один за другим. Евреев попросту вышвыривают из германского общества.
Уже не раздается колокольчик молочника. Белая машина, развозящая молоко, перестала останавливаться у еврейского дома. И повернуть колеса в обратную сторону, в прежнее положение, невозможно. Не спасают ни деньги, ни имущество.
Рост национального самосознания и солидарность с невероятной силой охватывают еврейскую среду. Еврейские клубы полны народа, общественная и культурная жизнь в них бьет через край. Этим живет Бертель в клубе Ашомер Ацаир. Руфь, Ильзе и Лотшин активно участвуют в работе спортивного клуба «Бар Кохба». Лоц опередил всех, более года назад перейдя из христианского спортивного клуба в еврейский. Дети чувствуют себя хорошо в еврейской атмосфере. Уходит чувство беспомощности. Впервые у молодых членов семьи Френкель появляются еврейское самосознание, еврейская солидарность и сплоченность. На фоне страшной опасности родилось нечто освежающее и необычное, вторгшееся в ассимилировавшийся в течение многих лет дом. Не дает покоя рев громкоговорителей из дома покойной баронессы, ставшего клубом гитлеровской молодежи. Этот рев колышет стол и тарелки в столовой дома Френкелей. Дед бормочет:
— Хорошо, что смерть избавила Артура от необходимости видеть всю эту мерзость.
— Бумба, ты еврейский мальчик, убери сейчас же этот клинок вместе с ножнами с пояса, — жестким голосом говорит Гейнц.
— Это неправда, неправда, я не еврейский мальчик! Ты лжешь, Гейнц, — кричит Бумба, сжимая кожаные ножны клинка.
— Не жди нацистских подростков, которые хулиганят на улицах.
Гейнц резким движением выхватывает клинок из ножен, швыряет его через всю комнату. Фрида нагибается и убирает предмет спора.
— Сиди тихо, мальчик. Не так уж плохо быть евреем, — дед понимает, что творится в душе маленького внука, который никак не может вникнуть в события этих дней, нарушающие покой дома.
Нацисты разогнали рейхстаг. Сразу же после выборов 5 марта они объявили коммунистическую партию вне закона и захватывают все государственные учреждения. В доме ждали выборов, как чуда. Но худшее происходит изо дня в день. Нацисты в новом рейхстаге составили решающее большинство — 44 % голосов. У коммунистов только 8 % голосов избирателей. Дед швыряет на стол газету. Нацистские главари не теряют ни минуты. Они торопятся обосновать свою тоталитарную политику. Газеты и радио сообщают о создании нового концлагеря Дахау, строительство которого завершено, и там пребывают тысячи политических заключенных. Это противники национал-социалистической власти, социал-демократы, коммунисты и евреи.
Дед не поднимается с постели и ни с кем не хочет обсуждать последние события. Только об одном он попросил, еле слышно но решительно: внуки его должны бежать из Германии без него. Он уже слишком стар, и жизнь свою хочет закончить в Германии. Нет у него душевных сил заново строить жизнь в чужой стране. Гейнц и Лотшин сказали, что не уедут без него. Немцы преступно предали евреев. В аристократическом квартале Вайсензее из окон роскошных вилл свешиваются нацистские флаги. На их небольшой улице имени Гёте нацисты властвуют уже не только в клубе гитлеровской молодежи напротив их дома. Красные флаги с черными свастиками развеваются на ветру между высокими деревьями на площади. Дед упрямо не хочет выходить из дома, не хочет наткнуться на нацистов, на их шествия. Он молчит, потому что не хочет говорить по-немецки.
Март 1933 года. Конституция Веймарской республики используется теперь только в качестве издевки. «Закон о порядке утверждения на должности» принимается абсолютным большинством рейхстага. Гитлер, на основании 48-го параграфа Веймарской конституции, утверждается верховным главнокомандующим, ответственным за порядок и безопасность.
Наивные евреи совсем пали духом и все же еще не различают чудовища, которое протягивает свои щупальца к их имуществу и к ним самим, ставшим ненужными. Еврейская журналистика еще не приспособилась к новому положению и все еще призывает евреев бороться за свои права. Коммунисты, социалисты, люди свободных профессий арестованы. Отец Рени Прагер, один из важных деятелей социал-демократической партии, заключен в концлагерь Дахау. Их, дом, принадлежавший партии, конфискован. У ее матери нервный срыв. Несчастная Рени нанялась работать помощницей в немецкую контору, она нуждается в каждом пфенниге. Наоми чувствует себя обязанной ей помочь. Каждый день она забирает ее с работы к ним домой на обед.
Гейнц добивается разрешения эмигрировать во Францию, к родственникам в Париж. Таким видится временный выход из положения. Дед же говорит, что Гитлер не удовлетворится Германией, оккупирует всю Европу, и просит внуков уезжать в Соединенные Штаты. Гейнц согласен с дедом: Гитлер прорвет линию Мажино. Если он осуществит свои угрозы, вся Европа попадет в его руки. Дом лихорадит от советов. Кто уплывет в Южную Америку, а кто — в Палестину?
Единогласно решено. Бертель, сионистка, отправится в Палестину. Туда же, следом за ней, — Бумба. Старшие братья уедут в Аргентину, единственную страну, ворота которой раскрыты для евреев. Руфь с мужем и сыном от первого брака Гансом готовятся к отъезду. Она добивается визы на далекий континент. Хочет добраться с семьей до Швейцарии и оттуда пересечь океан до Буэнос-Айреса. Ильзе и ее жених Герман Финдлинг, студент медик, тоже намерены эмигрировать в Южную Америку. После получения им диплома, они поженятся и проведут медовый месяц в Париже. Лотшин останется с дедом в Берлине. Потом она исполнит обещание, данное отцу: уедет в Палестину, чтобы взять на себя заботу о Бертель и Бумбе. Старшие братья считают, что она сошла с ума. Дед ее поддерживает. Говорит, что с Бертель бесконечные проблемы, а Бумба устроится даже на Северном полюсе.
Бертель переживает, избавится ли странный дядя Альфред от иллюзии, что положение не может быть хуже, оставит ли преподавание иудаизма в университете в Карлсруэ и своих студентов. Бертель помнит разговор дяди с Гейнцом о том, что нацисты выйдут из подполья и победят на выборах. Это было осенью 1933, когда на семейном празднике Гейнцу было передано руководство литейной фабрикой.
— Дядя Альфред, — Гейнц нервно курил. — Наступили трудные, смутные дни.
— Что ты имеешь в виду? — дядя-профессор протер очки.