Королева Виктория
Шрифт:
Леди Шелли, находившаяся в дружеских отношениях с герцогом Веллингтоном, позже отмечала, что Виктория была чрезвычайно благодарна королю за возможность отдохнуть с ним. «Поскольку я не увижу своего дорогого дядюшку в день его рождения, — деликатно сказала Виктория, вручая королю букет цветов, — я хочу сделать этот подарок сейчас». А потом, прощаясь с ним, она не менее трогательно и патетически заявила: «Я пришла попрощаться с вами, сир, но, поскольку я знаю, что вы не любите торжественных речей, я, разумеется, не стану даже пытаться этого сделать». Вернувшись домой, Виктория сделала все возможное, чтобы ее мать не тянула время и немедленно отправила «выражение благодарности и признательности ее дорогому дядюшке королю».
Виктория с удовольствием вспоминала позже те дни, которые провела в Виндзоре в обществе короля, однако с еще большим удовольствием она посещала дом дяди Леопольда в Клэрмонте. Ей так нравилось в этом доме, что она даже плакала
Совершенно по-другому относилась к юной принцессе ее гувернантка Луиза Лецен. Несмотря на излишне острый нос и подбородок, это была довольно красивая женщина, умная, эмоциональная, начисто лишенная чувства юмора и постоянно жалующаяся на свои многочисленные психосоматические недомогания, в особенности на головные боли и мигрень. Она часто повторяла, что не знает, что такое чувство голода, и из всех видов пищи «обожала одну лишь картошку». Однако при этом всегда почему-то жевала зерна тмина, и эту странную привычку многие окружающие считали желанием скрыть запах алкоголя.
Будучи дочерью лютеранского пастора из какой-то деревни в Ганновере, в момент получения ответственной должности гувернантки она была уже взрослой женщиной двадцати пяти лет. Как отмечала много позже ее подопечная, Луиза отличалась «большой строгостью», однако принцесса «относилась к ней с величайшим уважением и даже боготворила ее... Она знала, как играть с ребенком и как развеселить его, чтобы добиться наиболее благосклонного к себе отношения. Принцесса была ее единственной заботой и отрадой... За тринадцать лет преданной службы в качестве гувернантки она ни разу не оставила принцессу Викторию без своего пристального внимания».
По ночам Луиза находилась в комнате принцессы, которую та делила с матерью до тех пор, пока не стала совсем взрослой. А по утрам гувернантка внимательно следила за тем, как миссис Брук одевает девочку, и одновременно читала ей что-нибудь занимательное, чтобы принцесса не вырабатывала дурную привычку болтать о чем попало со служанками.
И тем не менее влияние Луизы на юную принцессу нельзя назвать абсолютно благотворным. Гувернантка имела немало предрассудков, которые неизбежно укоренялись в сознании юной принцессы. Так, например, она всячески поощряла недоверие девочки к матери и всем ее друзьям и выработала у нее весьма опасную привычку откровенно говорить людям, что они не правы, и тем самым принижать их.
Если детские годы принцессы Виктории и не были такими тоскливыми и меланхолическими, как она сама описывали их позже, то нет никаких сомнений, что они были отмечены печатью неизбывного одиночества. Она воспитывалась в мире взрослых людей и крайне редко общалась с детьми своего возраста. «За исключением редких визитов других детей, — вспоминала она много позже, — я жила совершенно одна, без ровесников». Правда, Виктория очень любила свою сестру, симпатичную и весьма привлекательную принцессу Феодору, но та была на двенадцать лет старше и всеми силами стремилась как можно скорее покинуть мрачный и неуютный Кенсингтонский дворец. Позже Феодора вспоминала, что единственной радостью для нее было «выехать из дворца на Прогулку вместе с принцессой Викторией и Луизой Лецен, и тогда она могла говорить и делать что хочет». В феврале 1828 г., когда Виктории было девять лет, Феодоре удалось осуществить свою мечту и навсегда оставить ненавистный дворец. При этом принцесса сожалела лишь о разлуке с «дорогой сестрицей», по которой долго скучала и которую вспоминала еще много лет [3] .
3
Она увидела свою сестру только в 1834 г., когда приехала в Англию. Расставание после этого краткосрочного визита было еще более болезненным, чем прежде. "Разлука действительно была ужасной, -писала позже Виктория. — Я обняла ее обеими руками, долго целовала, а потом расплакалась так, словно мое сердце раскололось на части. Моя дорогая сестра вела себя так же... Я рыдала все утро и долго не могла успокоиться... Никого я не любила так сильно, как ее" (RA Princess Victoria's Journal, 25,26 July 1834).
Вступив в брак с обедневшим 32-летним принцем Эрнестом Кристианом Чарльзом Гогенлоэ-Лангенбургским, принцесса Феодора уехала вместе с ним в его огромный и неуютный замок Лангенбург, оставив
Мать Виктории тоже страдала от одиночества. С трудом преодолев первый шок от внезапной смерти мужа, она оставила вокруг себя лишь нескольких самых близких людей, которыми была, по словам леди Грэнвилл, «чрезвычайно великодушна», дружественна и обходительна. Однако при этом по ее же словам, ощущала себя покинутой всеми и беспомощной в стране, которую так и не признала своей и языком которой так и не овладела. Словом, она чувствовала себя очень неуютно и называла «старой гусыней».
При этом она прекрасно понимала, что, будучи немкой, не пользуется любовью в этой чуждой стране, а в качестве вдовы герцога Кентского и матери принцессы Виктории вызывает недовольство со стороны герцога Кларенского, ставшего законным наследником королевского трона в 1827 г., после смерти своего старшего брата герцога Йоркского. Не проявлял никаких симпатий к ней и сам король Англии Георг IV. Когда премьер-министр предложил королю рассмотреть вопрос о выделении определенного жалованья оставшейся без отца принцессе Виктории, тот сразу же заявил, что даже и не подумает этого сделать. Дескать, ее дядя Леопольд достаточно богатый человек, чтобы позаботиться о безбедном существовании своей племянницы и ее матери. Именно поэтому герцогиня вынуждена была обратиться за помощью к банкиру Томасу Куттсу и взять у него взаймы шесть тысяч фунтов стерлингов. Позже, однако, правительство предложило ей ежегодное жалованье в размере четырех тысяч фунтов, но герцогиня вначале отказалась от него, поскольку и это же время принц Георг Камберлендский, кузен принцессы Виктории и сын скандально известного своей дурной репутацией герцога Камберлендского, предложил ей гораздо большую сумму — шесть тысяч фунтов. Тогда правительство подняло сумму ежегодного жалованья до шести тысяч, и она приняла это предложение.
Тогда же принц Леопольд заверил ее, что впредь будет выплачивать ей три тысячи фунтов в год; это известие вызвало у герцогини Кентской противоречивые чувства. Сначала она хотела было отказаться от его помощи, но потом все же согласилась с этим, так как оказалась в долгах. Но даже после этого с недоверием относилась к своему брату, который вызывал у нее чувство раздражения своей «медлительностью, неуверенностью в себе» и в особенности далеко не безупречным поведением.
Принц Леопольд действительно был занят личными делим и, не вызывавшими восторга не только у сестры, но и у других членов семьи. Его упрекали в неразборчивых связях и беспорядочном удовлетворении сексуальных потребностей. После длинной череды случайных женщин он влюбился в немецкую актрису, которая была удивительно похожа на умершую Шарлотту. Он привез ее в Англию и поселился с ней в «Пустынном, уединенном и мрачном» домике на территории Клэрмонт-Парка, где часами таращил на нее влюбленные глаза, в то время как она читала ему вслух или собирала серебро с его военных эполет, чтобы сделать из него супницу. Кроме того, принц Леопольд оказался вовлеченным в династические интриги европейского масштаба. Ему предложили занять трон короля Греции, когда эта страна добилась в 1830 г. долгожданного освобождения от турецкого господства. После долгих и мучительных колебаний принц отклонил это предложение, однако два года спустя после столь же долгих и мучительных размышлений он согласился принять корону короля Бельгии, если она отделится от Голландии. А на следующий год он женился на принцессе Луизе, дочери французского короля Луи Филиппа.
Перед тем как отправиться в Брюссель, Леопольд добровольно отказался от щедрого жалованья в размере 50 тысяч фунтов, которое он ежегодно получал после женитьбы на принцессе Шарлотте. Этот жест был с благодарностью принят и надлежащим образом оценен, правда, потом радость поэтому поводу несколько омрачилась из-за того, что Леопольд решил удержать около 20 тысяч на покрытие всевозможных расходов и на содержание Клэрмонта.
Принцесса Виктория была чрезвычайно огорчена предстоящей разлукой с дядюшкой Леопольдом. Ведь он сделал все возможное, чтобы заменить ей отца, которого она даже не помнила. Она действительно любила дядю и восторгалась им, несмотря на его сумасбродный характер и поразительную нерешительность, «Слышать, что дядюшка Леопольд говорит обо мне, — вспоминала она позже, — все равно что прочитать очень интересную и в высшей степени поучительную книгу». Он был для нее первым из всех немногочисленных и умудренных опытом мужчин, на которых она могла положиться в течение всей своей жизни. Именно они помогали ей словом и делом, подбадривая в тяжелые минуты жизни. Что же до ее матери, то она отнеслась к предстоящему отъезду брата на континент почти равнодушно. Со всеми своими бедами, несчастьями, горестями и радостями она предпочитала обращаться не к брату, а к Джону Конрою, верному и преданному конюшему своего покойного мужа.