Королева войны
Шрифт:
— Возможно, есть и воины, — сказала от дверей черноволосая женщина, — которые не берут в руки меч и вместе с тем могут сражаться за правое дело.
Они не заметили, когда она вошла. Возможно, она уже долго стояла в дверях, слушая, что двое мужчин говорят о Дартане, Громбеларде… и необычных женщинах.
Они встали.
Княгиня не спеша подошла к столу, взяла свой бокал, который никто до сих пор не убрал, и сама налила вина. Она вопросительно посмотрела на мужчин, явно готовая услужить и им. На ней было легкое домашнее платье, белое, с разрезами по бокам, очень похожее на те, что часто носили Жемчужины. Точно так же его стягивала в талии золотая цепочка, и точно так же изящная застежка не позволяла выдаваться груди. Готах — несмотря на то, что ему об этом довольно грубо напоминали — уже успел забыть, что ее высочество не только княгиня-регент, но и молодая, очень красивая девушка, которая сейчас держала
— Спасибо, ваше высочество, — хором сказали оба.
Она села и жестом предложила им сделать то же самое.
— Я пришла помечтать, — сказала она. — Сегодня мне сказали, что я миф, сражаюсь за сны и мечты… Может быть, все это правда. Но я хочу помечтать еще раз, совсем немного. Самое большее до рассвета. Потом уже не будет никаких мифов и мечтаний.
Она сделала неясный жест рукой, откинувшись на спинку кресла.
— Там лежат письма… От его благородия Эневена, от Йокеса. Я уже знаю. А вы?
— О чем, ваше высочество? — спросил Готах.
— Йокес не успеет. Завтра утром, возможно, вступит в бой один из легких отрядов. Остальные не успеют. Йокес пишет, что успели бы, будь у него под седлом армектанские степные лошади. Но крупные кони тяжелой конницы не слишком выносливы. Они лишь очень сильны. Йокес обещает, что солдаты заездят этих коней и пойдут дальше пешком… но они наверняка не успеют. Возможно, появятся конные арбалетчики, но их будет немного. Кони с Золотых холмов хоть и очень быстрые, но и они не слишком выносливы.
Некоторое время все молчали. Княгиня закрыла глаза, коснулась рукой виска и омочила губы в вине.
— Что советует его благородие Йокес? — спросил А. Б. Д. Байлей.
— Чтобы я как можно дольше оттягивала начало сражения. Собственно, он советует мне бежать, а это единственное, чего я не сделаю. Я бросила вызов, который был по-рыцарски принят, и не уклонюсь от этого боя.
— Ваше высочество…
Она открыла глаза.
— Я регент Дартана и первая дама Дома К. Б. И. Я госпожа Доброго Знака, где покоятся самые знаменитые рыцари, каких носила земля Шерера. Они сделали меня наследницей своих традиций. Я должна доказать, что они ошибались?
Никто ничего не сказал. Помолчав, она продолжила:
— Йокес ставит мне в упрек, что я не назначила начало сражения на более позднее время. Хочу оправдаться… возможно, только перед тобой, господин, — она посмотрела на мудреца-посланника, — ибо его благородие Байлей был со мной в том дворце заговорщиков и видел, что я сделала все возможное. Люди, которые там сидели, были готовы без промедления явиться сюда, во дворец, и выволочь узурпаторшу во двор. Еще прошлой ночью. Я ничего не могла добиться сверх того, что добилась. Но я пришла помечтать, — снова сказала она. — Хотя бы раз мысленно представить себе будущее, более отдаленное, чем завтрашний день, ближайшая битва, ближайшая встреча… На мгновение поверить, что война уже закончилась, что не нужно жечь деревни, посылать гонцов или радоваться, что где-то умирает тысяча солдат в мундирах со звездами империи. Эти солдаты родом из таких же деревень, как моя, и из таких же, как здесь, под Роллайной, и они вовсе не ничтожные поджигатели. Я вынуждена была так говорить вождям Справедливых, но я так не думаю. Это очень хорошие и отважные солдаты, верные делу, которому служат. Какова была бы судьба Дартана и моя собственная судьба, если бы я завтра победила? Ваше благородие, — спросила она, слегка смущенно глядя на благородного магната, — ты стал бы послом ее королевского высочества регента? Ты поехал бы в Кирлан с предложением сложить оружие и начать мирные переговоры? Ведь эта война ведет в никуда… Почему два величайших народа Шерера не могли бы жить в согласии, в добрососедстве, поддерживая друг друга в случае нужды? Почему им хотя бы не попытаться? Ваше благородие, — обратилась она к мудрецу Шерни, — что следовало бы сказать первому армектанцу в Армекте, чтобы он вообще пожелал слушать? Ведь этот человек на самом деле никогда не причинял вреда Дартану, унаследовал трон в Кирлане от своего отца, и порой мне кажется, что я могла бы с ним договориться.
— Возможно, это легче, чем добиться перемирия, ваше высочество. Его не будет, пока армектанские армии в Дартане, а перевес в войне на стороне Кирлана. Это народ воинов, которые не пойдут ни с кем на переговоры, пока видят хотя бы тень шанса на победу.
Она опустила взгляд.
— Но я хочу только помечтать, — сказала она. — Хочу… рассказать самой себе сказку. О том, что у меня все получилось. Разве это много?
— Кирлан наверняка не признает дартанское королевство равноправным партнером, совместно с ним решающим судьбы Шерера, — ответил Байлей. — Для этого еще слишком рано, в Армекте есть лишь некие представления о Дартане, главным образом ложные. Но император —
Он замолчал.
Но рассказ продолжил громбелардский ученый.
— Властитель разрушенной Вечной империи примет присягу дартанской королевы, а еще охотнее — дань и военные репарации, — сказал он, поскольку ему тоже чего-то хотелось; возможно, лишь улыбки на чьем-то лице? — Если королева, кроме того, обязуется выставить контингент войск, который по первому зову поддержит интересы Кирлана… Ведь еще не отвоеваны Агары, вскоре потребуется во второй раз покорить Громбелард… Дартанское королевство, с собственной династией на троне, может дать империи намного больше, чем давала Золотая провинция. Этого мог бы добиться умелый посол, взывая к ценимым армектанцами традициям и ценностям, и, наконец, к здравому смыслу. Хотя бы для начала, а я полагаю, что и этого немало для королевства, которого много столетий не существует… — Он поднял бокал, отпил небольшой глоток и снова его поставил. — Собственные границы, собственное войско, собственные деньги и собственные законы. На троне же — собственная королева, дающая начало династии.
Княгиня откинула голову на спинку кресла и некоторое время смотрела в потолок. Потом несколько раз глубоко вздохнула.
— Спасибо, — наконец сказала она слегка сдавленным голосом. — Именно за этим… Да, именно за этим я сюда пришла.
Она встала и быстро направилась к двери, но у самого порога остановилась.
— Еще я хотела… Еще я хотела вас поблагодарить. Ты много раз давал мне опору, мудрец Шерни. А ты, ваше благородие… Ты дал мне даже нечто большее. Спасибо. Вы не забудете обо мне?
Готах и Байлей остались одни за столом с остатками ужина.
52
Война вышла из-под контроля. Никто уже не был над ней властен.
Надтысячник Каронен вывел из леса четыре легиона голодных, до предела измученных солдат, которым за последние трое суток не позволили сомкнуть глаз. Отступление из Сей Айе было дорогой через сущий ад. Войска с трудом пробирались через лес, поскольку перегороженная поваленными стволами дорога в лучшем случае заслуживала названия тропинки, но никак не тракта. На офицерах были мундиры простых солдат, ибо каждый, имевший какие-либо нашивки, становился потенциальным трупом. Лучникам отчаянно не хватало стрел, у некоторых клиньев оставались только мечи. Во время привалов солдатам приходилось отправлять все надобности прямо на месте, так как любой, отдалившийся от товарищей хотя бы на двадцать шагов, мог не вернуться. Враг был везде: спереди, с флангов и с тыла. На пути армии стояли десятки ловушек, силков, волчьих ям — эти охотничьи приемы, хотя и не приводили к гибели, становились причиной контузий и ранений многих солдат, которых товарищам приходилось нести.
Четыре потрепанных легиона остановились на краю пущи, измотанные, лишенные каких-либо припасов. Командовавший лесными войсками Охегенед, правда, не сдержал слова и не уничтожил вражескую армию, но сумел нанести ей жестокий урон, хотя сам понес ощутимые потери только в бою за пристань. Во время лесного перехода Каронен, даже не видя врага, ежедневно терял несколько десятков солдат.
Надтысячник направился к Нетену. Он действовал полностью вслепую, понятия не имея о том, где противник; ему было известно лишь о солдатах Охегенеда, остававшихся в лесу за его спиной. Располагая одной лишь пехотой, он был не в состоянии разослать патрули, чтобы собрать необходимые сведения. Горстка конных лучников, имевшаяся в его распоряжении, сумела найти только какой-то отряд конного легиона — и это была самая счастливая случайность. Надтысячник узнал о захвате Йокесом Лида Айе, а до этого Нетена, о марше тяжелых отрядов на Тарвелар, кровавой битве, которую провела Восточная армия… и все. У него не было никаких приказов, никакой цели для своих легионов, а прежде всего — никаких возможностей действовать. Захват Лида Айе означал, что армейского обоза больше не существует, а это, в свою очередь, значило, что самое большее через неделю перестанут существовать его легионы, превратившись в толпу думающих только о еде бродяг, которым нечем было стрелять из луков, кроме как найденными на дороге палками. На дороге — потому, что никто не посмел бы забраться за этими палками в лес…