Королевская канарейка
Шрифт:
— Прости, богиня. Нет.
Кинжал всё это время лежал перед ним. Время стало бесконечностью, голову как будто стальной обруч сжал.
И, спустя вечность, король отступил, а рыжик остался живым. Я к тому времени еле дышала.
Библиотека радовала пустынностью и тишиной, только ветерок шуршал уголком карты, разложенной на огромном столе у камина. Прошлась между стеллажами: романтическая эльфийская поэзия, любовные романы Северного Гондора и порнографические сказки — Южного… глаза бы не глядели. У меня пятеро любовников, с тремя из них я сегодня сидела за столом, они перессорились, и один чуть не перерезал себе
Только сейчас начала осознавать новую реальность и возможные последствия. Со злым смешком вспомнила, как одна дама рассказывала, что в магазине берёшь то и это, и всё вроде недорого, а озвученная на кассе итоговая сумма почему-то удивляет и расстраивает. По отдельности все мои консорты мне нравились, но в сумме получался инфаркт. Сердце до сих пор скакало и спотыкалось, и руки были холодные, как у покойницы.
Поблуждав, почти наугад выцепила старательно переведённое с кхуздула на синдарин гномское пособие по разведению и воспитанию боевых свиней. В подстрочнике переводчик с военным профессионализмом излагал свои мысли о противодействии свиным войскам, когда случится схлестнуться. Похоже, мысль о том, что не случится, бессмертному и в голову не приходила — ну да, с их-то веком когда-нибудь да пригодится. Такие штуки всегда пригождаются, потому что нет мира под звёздами. Что очень и очень жаль.
Свиная тема мне понравилась — уж там точно ничего про любовные драмы не будет. Залезла в круглое кресло у окна и начала угнезжаться, а получалось плохо: трясущимися руками уронила плед; пока, не желая слезать с кресла, тянулась к нему, спихнула локтем книгу со столика. Потянулась уже к ней — но вперёд успела эльфийская рука в роскошном вышитом рукаве. Посмотрела вверх — Лисефиэль. Положил на столик книгу и поставил мешок немаленький, литра на три:
— Харадские финики. Эру Ангрод, заметив, что ты не поела, попросил передать, — и, приседая перед креслом, виновато: — Прекрасная, не надо так расстраиваться.
Взял за руки, ищуще посмотрел в глаза. Стесняясь своих ледяных влажных пальцев, попыталась выдернуть их, но его руки были такими тёплыми, что замерла, греясь, как кошка у камина. Поняла, что сейчас бы и чего посущественней не помешало. Впервые подумалось, что пятеро не так уж и страшно — вон, пару лет назад было двое, и тоже казалось, что много, но так получилось, что один пауков по чаще гонял, а другой занимался подготовкой к обряду и аскезу блюл, и было маловато, а не многовато. С истерическим смешком анекдотик вспомнила про то, что групповуху некоторые любят за возможность проволынить, и представила, как домогаюсь до каждого поочерёдно, а занятые консорты один на другого честь перепихивают, потому что не до баб-с. И тут же порадовалась, что хотя бы этот мысли не читает. Но у меня, кажется, лицо очень откровенное, потому что он уже обнимал, и ладонь его осторожно прижималась под грудью, к колотящемуся сердцу:
— Оно бьётся, как запертая птица, — с лёгким укором, как будто не сам до этого довёл. И снова без слов понял: — Прекрасная, быть рядом с тобой — быть рядом со смертью, — и тут же сделал парадоксальный вывод, — поэтому тебе не надо волноваться. Это судьба.
И посмотрел светло. Я только зубами скрипнула, а обругать в ответ сил уж не было — его рука успокаивала, погружала в спокойное, слегка дремотное состояние. Поняла, что он лечит, и задёргалась:
— Не надо, — он ведь ранен недавно был!
Как там: стёсанная брюшина, разорванные мышцы и сухожилия,
— Я не знаю, как просить прощения. Переживала о тебе, и вдруг забыла. Рада, что ты жив, — и, с ещё большим усилием, — и не охладел ко мне.
А руку всё-таки отобрала — чтобы не полезть со всей непосредственностью к нему под одежду, через широкий рукав, не проверить, что цел, не провести по нежной коже, по впадинкам и выступам. От смущения заговорила о другом, тоже беспокоящем:
— Эру Ангрод, — и замялась, потому что тема щекотлива казалась, но и замолчать не получалось, — слишком внимателен. Я буду огорчена, если он пострадает из-за этого.
Лисефиэль со смешком сказал, что внимателен эру Ангрод из религиозных соображений. И потому, что у него жена любимая после Бельтайна три года назад забеременела и родила. Выдохнула облегчённо и с новым интересом посмотрела на дерюжный мешочек, от которого веяло прохладой дворцовых подвалов и тонкой фруктовой сладостью. Распустила горловину — они были огромные, коричневые с сизым налётом. Подвинула к вставшему Лисефиэлю:
— Хочешь?
Он мотнул головой, чему-то засмеявшись:
— Владыка будет недоволен, что я пришёл к тебе — здесь, и говорил, а уж если разделю трапезу…
Ну да, ничего попросту. К тому же, он так ни слова и не сказал, простил ли, а сиды злопамятны.
— Богиня, через шесть дней у моего сына свадьба, почтишь ли ты её своим присутствием?
Радостно вспыхнула, кивая — всё-таки, похоже, не будет он меня этим есть. И я увижу эльфийскую свадьбу.
160. Чудесное время
В книгах, где по сюжету героиня обзаводилась гаремом (привет тебе, королева зомби Анита Блейк!), я как-то не принимала близко к сердцу неудобства гаремовладелицы и на себя не примеряла. Над мужскими неприятностями такого рода и вовсе бездушно посмеивалась, когда читала, как пророк Мухаммад поочерёдно посещал всех своих жён и каждой кланялся, чтобы та отдала своё время его любимой жене Айше. Ну вот, теперь я могла и над собой посмеяться. Консорты, может, и не поубивают друг друга, но щериться будут постоянно, и мысль эту я чувствовала, как нехороший, могильный такой сквознячок. И ведь я не собиралась! Само получилось! Здесь пожалела, там сердцем дрогнула — пять мужей. Не было у меня для этого приличных слов. Оставалось только как-то жить дальше, такой же щепочкой в волнах, как и раньше. Жизнь свою я почти не контролировала, но хотя бы осознавала это. Боялась иррационально, что растащат меня на куски — каждый хочет не просто тело, а и душу. Поскольку всё это хорошо пожившие сидхе, у них получается, но где здесь остаюсь я сама?
Про свиней вяло читалось. Рассеянно оставила книгу на столе и ушла в оранжереи.
Они всегда потрясали — чувствовала себя в них северной девочкой, для которой персик на ветке чудо. Вечное лето и сказочное изобилие, райский сад…
Душистый пар поднимался от влажной земли, смешивался с запахом фруктов и ягод, кружил голову, и удивительно было понимать, что можно сорвать золотое яблочко, и не зазвенят, как в сказке про дурака-царевича, волшебные струны, не прибежит и не повяжет охрана за осквернение сада эльфийского царя.