Королевская кобра
Шрифт:
– Да вот, оказалось, что у меня есть сын, – отозвался мой дядя. – Я не молодею, семьи нет. Вот и решил взять его на воспитание и, если окажется толковым, то передать потом свое дело, а самому уйти на покой – греться под солнцем и есть финики.
Помня наказ перед отъездом из родного городка, я постаралась скрыть удивление и, опустив глаза, рассматривала свои грязные ноги.
Тощий отпустил мой подбородок и больно ущипнул за щеку.
– Слишком смазливый, чтобы быть твоим сыном, – рассмеялся он и снова потянулся к моей щеке.
– Он на мать похож, – недовольно отозвался толстяк и подсадил меня на пони. –
– Она должно быть красотка, – еще громче рассмеялся тощий. – Что только в тебе нашла?
– Иди уже, скоро отправляемся, – оборвал его Гопал. Он сунул мне еще один завернутый в лист кусок лепешки, насыпал в ладонь изюму, после чего тоже взгромоздился на пони, и мы тихонько потрусили вслед за караваном. Позади всех, привязав к спине узлы с вещами и что-то громко обсуждая, шли женщины.
Иногда до нас доносился их визг. С трудом выглянув из-за обширного живота спутника, я видела, как несколько женщин, вцепившись друг другу в волосы, повалились в пыль. Но никто не обратил на них ни малейшего внимания и не замедлил шаг – время было дорого, припасы были строго рассчитаны на весь путь и не позволяли задерживаться.
Я сбилась со счета, сколько дней мы шли, останавливаясь на ночь среди бескрайних песков. На людей, особенно на женщин, обращали мало внимания, берегли только товар и вьючных животных. Наконец, пустыня кончилась. Сначала появились редкие кустарники, потом деревья, а потом мы окунулись в густую тень джунглей. Время от времени дорога подходила к стенам городов, но мы никогда не переступали за ворота – местные власти брали пошлину за возможность пройти через город.
Все чаще стали попадаться города и деревни, ночи уже перестали быть холодными, и в кострах отпала необходимость. Их разжигали только, чтобы отогнать хищников. Люди уже не жались к огню, а могли заснуть где угодно – чаще всего засыпали прямо на обочине дороги. Я больше не куталась в шерстяной шарф, а тюрбан мешал все сильнее – было жарко, и голова под ним нещадно чесалась. Хотелось поскорее снять его и почувствовать в волосах теплый, как мамины руки, ветер. Но я терпела.
В один из таких жарких дней, когда уставшие и мокрые, все время от времени поднимают взгляд к пронзительно синему небу в поисках хоть небольшого прозрачного облачка, которое бы защитило от безжалостного солнца и дало долгожданную тень, мы подошли к стене. Я задрала голову так высоко, что тюрбан едва не свалился, но не смогла увидеть, где она кончается. Казалось, что каменная кладка уходит прямо в небо.
Караван задержался ровно на столько, сколько времени понадобилось, чтобы расплатиться со стражей у ворот, после чего пестрая река потекла в широкие ворота, заполнила узкие городские улицы и, разделяясь, отдельными ручейками разлилась по переулкам.
Мы тоже свернули в сторону от основного потока. Толстяк остановился и велел помощникам везти товар в лавку, но прежде чем они двинулись, слез с пони и принялся копаться в одном из тщательно оберегаемых тюков. Закончив, отпустил нагруженных животных и погонщиков, а сам вернулся к пони и протянул мне небольшой, с неровными краями выгнутый кусочек зеркального стекла.
– Это тебе на счастье, – старательно отводя глаза, буркнул он и с кряхтением взгромоздился сзади, а у меня сам собой от удивления открылся рот – никогда прежде не держала в руках такой дорогой вещи.
Я развлекалась, пуская солнечных зайчиков, и совсем не смотрела, куда едем. Поэтому очень удивилась, когда остановились возле очередных высоких ворот. Стена, в которой они вырезаны, была такой длинной, что, казалось, опоясывает еще один город. А за воротами возвышалось самое высокое и красивое здание, которое я когда-либо видела. Его крыша, постепенно сужаясь, поднималась к самому небу, а на ее уступах были вырезаны и выкрашены в яркие синие и красные цвета, различные фигуры. Ворота и вход в само здание украшали цветочные гирлянды, и я на какое время остановилась, вдыхая их аромат, но толстяк, не отпуская мою руку, потащил дальше – в просторный зал с высокими колоннами, и плавающим меж ними дымом от курения благовоний.
Не давая мне как следует все рассмотреть, Гопал продолжал идти, пока мы не оказались перед великолепной статуей синей женщины. Она стояла на туловище мужчины, ее бедра охватывал пояс из человеческих рук, шею украшало ожерелье из черепов, а пышные волосы опускались ниже талии.
Стояли мы недолго. Я не успела рассмотреть все цветы и сладости, лежащие у ног статуи, когда из-за нее вышел замотанный в белую ткань мужчина.
– Это подношение Богине-Матери, – подтолкнул меня толстяк.
Ни слова не говоря, незнакомец кивнул, взял меня за руку и завел за статую. Мы прошли через небольшую дверь и оказались в длинном узком коридоре.
Глава 4. Новое окружение
Мне казалось, что идем очень долго. Длинные тени от скудного света масляных светильников прыгали по темным, сводом нависающим над головой стенам, и я жалась к ногам провожатого. Не заметив ступеньку, едва не упала, но незнакомец поддержал, и мы начали спускаться.
Спускались, наверное, еще дольше, чем шли по коридору, пока, наконец, не стало светлеть, и мы не оказались в небольшой округлой комнате. В нос ударил влажный, насыщенный удушливым запахом каких-то трав воздух. Я осмотрелась – лучи дневного солнца, попадая сквозь расположенные под потолком, забранные частой решеткой окна, освещали несколько высеченных прямо в полу, наполненных водой чаш. От них и поднимался немного маслянистый запах. Вокруг чаш, в которые по желобам стекала вода, курились благовония и стояли глиняные кувшины. Я не успевала оглядываться, чтобы все рассмотреть.
– Это еще что за замарашка? – услышала голос и, посмотрев, едва не упала – из воды, как Богиня Лакшми, поднялась совершенно обнаженная девушка. Она была красивее всех, кого я когда-либо видела – ее кожа блестела, как начищенные металлические кувшины на рынке, мокрые волосы толстыми змеями спускались ниже талии. Тяжелая грудь поблескивала от капель воды, они же стекали по мягко выступающему животу и округлым бедрам. Ступни и ладони красавицы украшали красно-коричневые рисунки. – Уберите ее отсюда, а то все здесь перепачкает, – снова раздался мелодичный голос, но я не могла пошевелиться и так и продолжала бы стоять, если бы провожатый не дернул за руку. Меня усадили на скрывающуюся в полутьме каменную скамейку, и оттуда я продолжала смотреть, как к девушке подошла полная женщина в промокшем сари и стала растирать маслом гладкую кожу, отчего та заблестела еще сильнее, а влажный воздух наполнился сладким цветочным запахом.