Королевская кровь 12. Часть 2
Шрифт:
Потому что женщины не выбирают, когда рожать. И дети появляются на свет даже когда рушится мир.
Настоятель и братия обители Триединого в Тафии все последние недели проводили в молитвах. Стихии слабели, стихиям нужна была помощь обычных людей – и в обители на службы вставали множество горожан и беженцев, выпевая славословия вместе с монахами и послушниками.
Настоятель Оджи за последние дни ощутил и волну слома стихий, которая прошла над Тафией – и потом стало известно о смерти Хань Ши, – и то, как кто-то незримый, вечно уравновешенный и спокойный, окутал Туру своей силой,
А сам настоятель, проведя все положенные службы, творил и личную молитву Триединому, чтобы он не оставил Туру без помощи. Так делали все настоятели обителей двух материков.
Следил настоятель и за странным метеоритом, закопанным принцем-послушником под деревом в монастыре, записывая наблюдения в книжечку. Стихии над камнем иногда начинали едва заметно закручиваться, но под влиянием молитв успокаивались. Однако после смерти Хань Ши с каждым днем все активнее вел себя камень – а этим утром и вовсе взорвался силой, так яростно закрутились вокруг него потоки. Словно в мире случилось что-то еще, словно еще один из поддерживающих Туру столпов пропал.
И когда вскоре после этого пришла весть, что «метеорит» и есть ключ к порталу в Нижний мир, что именно здесь начнется выход очередной армии иномирян, настоятель Оджи почти не удивился.
Когда за братией в укутанную терновником обитель прилетели драконы – все, и монахи, и простые послушники, в несколько кругов стояли вокруг цветущей вишни и читали молитвы Желтому, смиряя яростно расширяющийся над камнем стихийный водоворот.
– Мы останемся тут, пока сможем сдерживать его. Пока обитель стоит, – сказал настоятель спасателям. – Нужно дать время людям покинуть Тафию.
Его слово не стали оспаривать. А когда драконы уже поднялись в воздух, монахи со страхом почувствовали, как скакнуло напряжение стихии – и сквозь небольшие оконца в терновнике увидели, как крылатые ящеры обратились в людей и полетели вниз, к оплетенным духом-защитником крышам Города-на-реке.
Настоятель Оджи не успел даже воздеть руки – как ощутил уже привычно тонкое вмешательство бога равновесия.
Желтый выровнял баланс так быстро, что драконы успели обернуться обратно и вновь поднялись в воздух. Слава богам, что на спинах у них в тот момент никого не было.
Но стало очевидно, что уходить всем придется на своих ногах – ведь никто не знал, когда напряжение стихий снова упадет.
Около 4.30 по Рудлогу, 2.30 по Инляндии, 7.30 в Истаиле
Матвей Ситников проснулся оттого, что ему стало невыносимо жарко. Он не мог лежать – на грудь словно давила чугунная плита, и потому сел на койке, обхватив голову руками и тяжело дыша.
Вокруг спали измотанные защитой хутора бойцы. Матвей несколько мгновений тупо искал взглядом Димку. Пока не вспомнил, что он сейчас в лазарете.
Не хватало воздуха. Он сглотнул сухим ртом, попытался подняться и тут же рухнул обратно на кровать. Все бы отдал, чтобы выйти наружу. Наверх. В прохладу. Подышать.
В гудящей голове мелькали обрывки только что увиденного сна – какие-то мгновения, несколько кадров, пара фраз, но из-за жара Матвей не соображал ничего.
Он попытался сосредоточиться. Не вышло. С телом творилось что-то невообразимое. Непонятное.
Сердце болело и колотилось так гулко и быстро, что заломило в висках. Во рту стоял привкус крови – а жар все усиливался, пока ему не стало казаться, что по жилам течет жидкий огонь.
Он привычно попробовал излечить себя, с трудом вспомнив, что вообще это умеет, – но пальцы словно поймали воздух, и не почувствовал он привычных струн стихий, и виты своей не почувствовал. Он словно оглох и ослеп. Выгорел? Выгорел!
От последнего усилия его затрясло, сердце зашлось на грани возможного, голова раскалывалась так, что из глаз потекли слезы… мышцы по всему телу свело до потери чувствительности. Матвей понял, что сейчас умрет – и открыл рот, чтобы позвать на помощь, но лишь замычал. Попробовал снова встать – и рухнул на пол, изгибаясь в судорогах.
Ситников очнулся на полу, от которого тянуло блаженным холодом. Он наслаждался этим чувством, пока не понял, что сейчас у него ничего не болит. И кожу покалывает так, будто…
Он с трудом поднял руку с вздутыми, почерневшими от нагрузок венами и щелкнул пальцами. Над ними заполыхал огонек, и Ситников выругался.
Его резерв совершенно восстановился.
Матвей мотнул головой, с трудом поднимаясь. Схватил флягу, лежавшую у кого-то на тумбе, выхлебал всю воду.
Спасибо, конечно, красным королям и прадеду Марку Лаурасу. Но где б узнать все же, что он такое и что ему от себя ждать?
Он оглянулся в поисках еще чьей-нибудь фляги – потом наберет сослуживцу воды – и замер. Он вспомнил, что ему приснилось, и после секундного ступора метнулся к выходу. Нужно было найти телефон и связаться с Александром Даниловичем.
5.00 по Иоаннесбургу, 3.00 Блакория
Александр вернулся на южную базу боевых магов сразу после того, как убедился, что с Катериной все в порядке. Насколько вообще то, что произошло с ней и с бойцами, оборонявшими хутор, можно было назвать «в порядке».
Он с большим уважением и сожалением вспомнил Дорофею Ивановну, подавил тлеющее чувство вины перед Катериной и девочками, и направился к связистам. Нужно было бы лечь спать, чтобы хоть немного восстановиться, но у связистов его ждали новые данные. Радиограмма из Зеленого крыла о том, что следующий портал откроется в Тафии ориентировочно седьмого мая – по предсказанию погибшего Хань Ши. Сообщение от ушедшего спать Алмаза – что, пока Александр уходил на хутор, они с Чернышом общались с королевой Василиной и он попытался убедить ее передать сестре, что нельзя препятствовать открытию Тафийского портала до выхода Жреца. Донесения разведчиков, наблюдающих за порталом под Мальвой, к которому только что была вылазка: иномиряне оперативно выстраивали новую линию обороны, жгли тела – опасались перерождения в нежить, сейчас это происходило за какие-то дни. А вот подкрепление из Нижнего мира к ним вышло удивительно небольшое – не больше сотни тха-охонгов, примерно столько же раньяров, около тысячи наемников.