Королевская кровь. Сорванный венец
Шрифт:
А вот Василина, наоборот, очень спокойная была и добрая. И единственная, у кого я не припомню приступов фамильного гнева. Если и были, то по сравнению со старшей – как легкий ветерок. Сама сдержанность и очарование, она на всех вокруг как-то умиротворяюще действовала. Жизнь светская и выезды ей очень не по нраву были, я не раз слышала, как она просила мать не брать ее с собой. Ей нравилось рисовать что-то, вышивать, расписывать. Любила готовить, часто на кухне я ее встречала. Ирина-Иоанна кривилась, конечно, но молчала. Однако Васенька редко оставалась дома, королева собиралась устраивать какой-то межгосударственный брак, поэтому настаивала,
Зато про младших сколько угодно могу рассказать. Марина всегда была немного замкнутая, мнительная, но упорная. Очень любила животных. У нее жил огромный лохматый пес, Боб, абсолютно невоспитанная собака.
С лошадьми ладила, постоянно пропадала на конюшне. Ездила верхом лучше всех в семье, даже какое-то призовое место на юниорском чемпионате взяла.
«Проверить ветеринарные клиники и частные конюшни», – написал лже-Инклер и ободряюще кивнул старушке.
– Но при этом из принцесс Марина была самая чувствительная, застенчивая. Если ругалась с сестрами, то плакала потом сильно. Краснела постоянно. Вроде как была у нее подружка из аристократов, с которой они вместе гимназию посещали, та часто у нее гостила. Но где она сейчас, не знаю.
«Евгений Инклер» строчил, забыв, что диктофон включен и все можно будет потом прослушать и осмыслить.
– Полечка, четвертая принцесса – вот это настоящий бесенок в юбке. Этикет ей давался очень трудно. Знать-то правила она знала, но сколько энергии в ней кипело! Ей очень трудно было следовать им, правилам этим. Постоянно носилась по дворцу, что-то ломала, роняла. Очень спортивная – королева рано отдала ее на борьбу, чтобы немного унять энергию. Помимо школы, она еще ходила не только на борьбу, но и на фехтование, стрельбу и, кажется, скалолазание, но все равно переворачивала дворец вверх дном. И к языкам была способна. Принцессы, конечно, все девочки-умнички, но Поля просто феномен какой-то была… постоянно с ободранными коленками, локтями, с синяками после занятий, но в принципе никогда не унывающая.
А вот Алиночка, хоть всего на два с половиной года младше, полная противоположность ей. Спокойная, умненькая. Постоянно читала, как ни увижу ее – с книжкой сидит или обучающий фильм какой смотрит. Сочиняла сказки и рассказывала Каролинке, малышка вечером без очередной просто не засыпала. Конечно, Алина в очочках была, посадил ребенок себе зрение постоянным чтением. И глаза, в отличие от всей семьи, зеленющие, непонятно в кого. Может, и не от мужа… эээх… Это не пишите, пожалуйста…
Писатель обещает, что ни намека в книге на предполагаемое отцовство пятой принцессы не появится, и вообще, перед тем как издать, он обязательно пришлет почтенной госпоже текст, чтобы она посмотрела, и если что не понравится – вычеркнула. Успокоенная няня продолжает:
– Я, бывало, выйду с ними гулять, Каролиша в коляске, Маринка с собакой к своим лошадям сразу уходит, Полюша бегает вокруг нас кругами, на деревья залазит, по изгородям ходит. Падает и сразу вскакивает, бежит дальше. Я первое время аж за сердце хваталась. Один раз сама слезть с дерева не смогла, так ее двое гвардейцев снимали, а королева только плечами пожала, даже не наругала.
А Алинка сядет под деревом с книжкой и сидит, читает все. Или рядом идет и рассказывает что-то. Идет и вдруг: «А знаешь, нянюшка, что у серениток матриархат и они по два, а то и по три мужа иметь могут?» И срам-то такое девочке знать, но она будто и не понимает, что в этом неприличного, просто знаниями делится. Или расскажет, как она из головастика лягушку выводила и для школы записывала. Мерзость, а слушаешь, надо поощрять ведь тягу к знаниям…
Хозяйка снова разливает чай, ведь за время разговора все уже выпили, а писатель вон как ее чай нахваливает.
– А вы не знаете, девочки встречались с кем-нибудь? – спрашивает он и, видя недоуменный взгляд няни, уточняет: – Читатели любят романтику. Я имею в виду молодых людей. Были какие-то сердечные привязанности?
– Что вы, – всплескивает руками Дарина Станиславовна, – какое там! Ангелинка вон была со вторым инлядским принцем помолвлена, только он, подлец, помолвку разорвал, как заварушка эта началась. Хотя думаю я, это просто повод был, наверняка там при дворе себе какую кралю нашел и к нам ехать не захотел. Они виделись-то пару раз всего.
Люк, точно знавший, что так оно и было и что их второй принц действительно воспользовался слухами, дабы отмазаться от нежелательной женитьбы, скромно молчит.
– А вот про Василинку, – неожиданно произносит старушка, – слышала кое-что. Будто за ней пытался какой-то молодой военный с Севера ухаживать, и что с ним она познакомилась во время очередного выезда по военным частям. Но точно ничего не знаю, немного при дворе поговорили об этом да и затихли.
И она с умилением глядит на вежливого писателя, который активно записывает все в блокнотик.
– Про Марину ничего не скажу, но по-моему, ее по-настоящему только животные интересовали. А остальные очень уж малы были.
Напоследок журналист спрашивает:
– Как вы думаете, где они сейчас?
– Ой, милый, откуда ж мне знать? В свое время сама голову сломала, куда они могли подеваться. А только я скажу – к лучшему это. Королева близких слуг и двор отослала, а то ведь и нас бы порешили. И девочек, если б не сбежали, тоже поубивали бы. Прячутся где-то, а где – неизвестно.
Люк на прощание целует старушке руку и обещает обязательно прислать ей в подарок книгу, когда напишет.
Не все посещения были столь информативны. Через неделю Люк взвыл от нудятины, через две – ходил мрачнее тучи, пугая слуг. Он скурил, наверное, годовой запас сигарет и часто угрюмо напивался вечерами в своем кабинете, когда собранная информация никак не выстраивалась в стройную систему. Коньяк ничуть не помогал делу, зато проклятые бумажки напрочь лишали его сна. Часть адресатов за столько лет успела переехать, другие не могли встретиться или переносили встречу, кто-то уже умер. Он представлялся журналистом или писателем, поэтому пришлось немного изменить внешность, чтобы никто не понял, что лорд Люк Кембритч из светской хроники, которого неоднократно показывали по телевизору, и журналист Евгений Инклер, которым он назывался, – одно и то же лицо. Ежедневный устойчивый грим раздражал, но он с упорством буйвола пер вперед.
За это время ему, переехавшему в Рудлог уже после переворота, стали понятны события и настроения, предшествующие смене власти. Люк обзавелся знаниями о привычках и характерах сестер, о поведении королевы и ее мужа, но ни на каплю не продвинулся в их поисках. После неполного месяца встреч и «интервью» оставалось обработать около десятой части списка.
– Здравствуйте, леди Симонова. Меня зовут Евгений Инклер, я писатель. Пожалуйста, могу я задать вам несколько вопросов?