Королевская кровь
Шрифт:
— Надо передать одному человеку мое послание, — сказал Майло, выразительно глядя на Люка. — Но вот беда, я не знаю, ни как его сейчас зовут, ни где его можно найти.
Люк, не удержавшись, закатил глаза. Иногда ему казалось, что задания в стиле «пойди туда, не знаю куда» руководитель придерживает специально для него.
— Оригинально, — хрипло сказал он, потянувшись ко второй сигарете.
— Ну ты же мой любимчик, — Люк мог бы поклясться, что уловил-таки на физиономии Майло глумливое выражение, — для тебя все самое сладенькое.
Кембритч передернул плечами.
— Что за выражения, Майло? Сладенькое, гладенькое. Ты со своими стервами не решил ли из честных мужиков переквалифицироваться?
— Ты
— Все, понял, не буду больше, — Люк выставил перед собой ладони, словно защищаясь. Сигарета чадила, зажатая между пальцами руки. — Так кого там надо найти?
Выходя от начальника, он чертыхался. Больше всего на свете (после нотаций отца) Люк не любил рутинную работу. Его коньком были импровизации, мгновенные операции, можно сказать, блицкриги. И каждый раз, получив от Тандаджи задание, предполагавшее длинный и нудный перебор вариантов, наблюдение или, не дай Боги, копание в бумажках, он обещал себе, что вот-вот вернется с задания и уволится на хрен. Но после удачных заданий увольняться на волне эйфории не хотелось, а после неудачных — не хотелось уходить проигравшим. Сам того не понимая, Люк плотно прикипел к работе Зеленого Крыла, которая дарила ему чувство опасности и чувство исключительности. А это немаловажно, когда твой отец всю жизнь пытается подчинить тебя своей воле.
Глава 3
Большой Высокий совет бурлил и волновался. Почтенные мужи и молодые дворяне были на взводе и тщетно пытался успокоить их распорядитель, повелев разносить пирожные и прохладительные напитки. В баронской ложе уже затребовали коньяка, и отсутствие оного грозило перерасти в погром.
Старички в орденах и в лентах обсуждали что-то громкими ломкими голосами, не замечая внимательно наблюдавшего за ними премьер-министра Минкена.
— Это надолго, — сказал он министру обороны тоном человека, знающего, что в кабинете ждет его непаханый край работы, но смирившегося с вынужденной проволочкой.
Министр обороны согласно кивнул, наблюдая из министерской ложей за стремительно заполняющейся чашей Большого Совета.
Прозвучал звонок, привлекая внимание к трибуне.
Почтенные владетельные лорды создавали ворчливый гул, тем самым живо напоминая министру Минкену гул нерадивых студиозов в студенческих аудиториях.
Спикер еще раз прокашлялся и наклонился к микрофону. Сам он был похож на бульдога, говорил медленно, с остановками, иногда словно забывая, что он хотел сказать. Впрочем, выбрали его на занимаемую должность не за красноречие и педагогические таланты (потому что только блестящий педагог, по мнению первого министра, мог бы справляться с ныне неуправляемой толпой самодовольных лордов), а по причине глупости. После переворота и последующих событий дворянство не стремилось занимать видные должности, так как останки предшественников просто вопияли о том, что дело это опасное и, прямо сказать, расстрельное. Вот он, Ярослав Минкен, вполне осознанно согласился на пост председателя кабинета министров, понимая, что второго шанса не будет, а кто не рискует, тот до конца жизни останется дворянином третьего сорта и исполнительным чиновником, чьи светлые идеи и плоды круглосуточной работы с удовольствием выдавали за свои начальники разных мастей. А спикер Слевин — просто потому, что по глупости своей не понимал опасности.
— Господа и дамы, в связи с чрезвычайным происшествием на юге страны, о котором в той или иной степени вы все осведомлены, ээээммм, да-да, осведомлены, кхе, кхе,… ээээ… сейчас на трибуну поднимется достопочтенный ректор Университета Магии и Магических наук, профессор, эээммм, Свидерский.
В зале внезапно стало тихо-тихо, так, что было слышно, как бурчит в животе у кого-то в третьем ряду.
Лорда Свидерского ввели под руки двое его учеников. За последний месяц профессор Свидерский очень изменился. Он выглядел очень старым, гораздо старше, чем любой в этом зале. Старик с прямой, как спица, спиной, с чисто выбритым лицом, изборождённым глубокими морщинами. Его подвели к трибуне, он оперся об нее и кивком отпустил учеников. Глаза его, глаза молодого человека на лице старика, внимательно обвели зал, отмечая знакомых. Многие отводили взгляд. Алекс Свидерский в последний месяц не показывался на публике. Часть присутствующих помнила его еще крепким, активным мужчиной, выглядевшим максимум на 35 лет. И сейчас все были в шоке и пытались понять причины такого быстрого изменения.
— Приветствую уважаемое собрание, — голос у старика остался мощным, его было слышно во всех уголках Чаши Совета без усиления. — Прежде чем я начну говорить, вы обязаны подписать заговоренные копии соглашения о неразглашении информации, которые сейчас появятся перед вами.
Стоящий за ним ученик махнул рукой, и на столики перед парламентариями и министрами опустился «вампирий набор», как ехидно называл его Минкен — лист с соглашением, упаковка со стерильной иголкой и кровеостанавливающий пластырь. В зале недовольно заворчали.
— Информация настолько серьезна, что мы не можем допустить ее разглашения, — пояснил Свидерский.
— Но мы можем поклясться, дворянское слово! — выкрикнул хвастун и забияка Ампилогов с последнего ряда. Минкен поморщился, а сидевший с мягкой улыбкой Тандаджи сделал себе мысленную пометку занести дурачка в список под наблюдение. Сидевшие вокруг крикуна провинциальные дворянчики одобрительно загудели, старожилы же смотрели искоса и качали головами. — Зачем это позорное кровопускание?
— Юноша, — произнес профессор наставительно и с некоей снисходительностью, показывающей, что он вынужден тратить драгоценное время на идиота, — дворянское слово не убережет вас от воздействия алкоголя, наркотиков или красивой бабы-шпионки (в зале тихонько захихикали), и тем более не убережет от хорошего менталиста или духовника. А соглашение, закрепленное вашей кровью и зачарованное на исполнение, заставит вас молчать даже при магическом воздействии.
Ампилогов покраснел от осознания собственной дурости, дернул иголку из упаковки, быстро проколол себе палец и показательно приложил его поверх надписи «расписываться кровью здесь». В зале тут и там раздавались ойканье и шипение, когда почтенные лорды дырявили себе пальцы. Леди Маришку Бжежек, боящуюся вида крови, пришлось откачивать от обморока нюхательными солями. Наконец суета закончилась, документы по взмаху ученика аккуратно поднялись в воздух, потрепетали, просыхая, и с разных сторон, как косяки уток по весне, потянулись в руки помощника Свидерского, оформляясь в аккуратную папочку. Профессор кивнул ученику и тот эффектно исчез, унося с собой заветные листочки. Лорд Свидерский снова тяжело оперся на трибуну.
— Продолжим. Как вам всем известно, около месяца назад, в конце июня, произошла катастрофа — обрушился Драконий Пик. По свидетельствам очевидцев, над обрушенной горой видели драконов, которые потом улетели в южном направлении.
В зале зашумели, послышались выкрики «Так это правда?», но голос волшебника перебил шум, зазвенев так, что задребезжали витражи в окнах Зала Собраний.
— Наши менталисты работали там две недели, в плотном сотрудничестве с агентами господина Тандаджи, — кивок в сторону начальника Тайной Службы и ответный подтверждающий кивок от Майло. — Послушали и прощупали свидетелей, изучили скол горы. В памяти свидетелей есть четкие картины кружащихся и пролетающих над головой драконов. На образовавшейся террасе найдены останки трех драконов, а также углубления, напоминающие формой спящего в позе эмбриона ящера.