Королевская шутиха
Шрифт:
Мария вновь остановилась. Только врожденная гордость не позволяла ей признаться, что сегодня она совсем слаба.
— Конечно, я больше заботилась о Елизавете, чем о нем, — продолжала Мария. — А теперь я не вижусь ни с ней, ни с ним. Меня очень мучает то, что они делают с его душой, с его телом и… с его завещанием, — совсем тихо добавила принцесса.
— С его завещанием?
— Трон должна унаследовать я, — с неожиданной пылкостью произнесла Мария. — Если будешь писать донос… подозреваю, что тебя за этим сюда и прислали… напиши им, что я все помню. Напиши: право престолонаследия принадлежит мне, и ничто не может
— Ваше высочество, я не пишу никаких доносов! — в ужасе воскликнула я.
Я говорила сущую правду. Здешняя жизнь была настолько скучна и однообразна, что я не находила, о чем писать сэру Роберту или его отцу. Я попала к слабой здоровьем принцессе, утомленной ожиданием и неизвестностью. Она не плела никаких заговоров. Да и зачем, когда она знала о своем законном праве взойти на престол?
— Пишешь или нет — мне все равно, — махнула рукой принцесса Мария. — Никто и ничто не отнимет у меня моего места. Отец сам составил порядок наследия. Сначала иду я и только потом — Елизавета. Я никогда не участвовала в заговорах против Эдуарда, хотя находились люди, уговаривавшие меня сделать это ради памяти моей матери. Но я не опускалась до заговоров против брата. Я знаю, что и Елизавета не станет плести заговоры против меня. Нас трое наследников. Мы уважаем волю отца и знаем, кто за кем идет. Елизавета тоже знает этот порядок. Эдуард стал первым, поскольку мужская линия всегда идет первой. Я иду за ним, как первая принцесса… законнорожденная принцесса. Мы не посмеем осквернить память отца. Я доверяю Елизавете ничуть не меньше, чем Эдуард доверяет мне. И раз ты утверждаешь, что не пишешь доносов, можешь передать мои слова устно, если кто-нибудь тебя спросит. Скажи им, что я просто следую воле короля Генриха, установившего порядок престолонаследия. И еще скажи им: это моя страна.
Этот страстный поток слов придал Марии силы. На ее щеках появился румянец. Она оглядела свой небольшой, обнесенный стенами сад, будто видела не только его, но и все королевство. Должно быть, ей виделось, как Англия вновь станет сильным и процветающим королевством, когда она взойдет на престол и восстановит прежние порядки. Я не сомневалась, что Мария вновь откроет закрытые протестантами монастыри и построит новые, чтобы вернуть народу истинную веру.
— Это моя страна, — повторила принцесса. — Я — будущая королева Англии. Никто не посмеет лишить меня моего законного права.
Сейчас передо мной была не усталая больная женщина, а правительница, прозревающая свою судьбу.
— Такова цель моей жизни. Больше никто не посмеет меня жалеть. Я не нуждаюсь ни в чьей жалости. Я посвятила свою жизнь тому, чтобы стать невестой Англии. Я буду королевой-девственницей. У меня не будет детей, рожденных во плоти, однако я стану матерью всем англичанам. Никто не посмеет сбить меня с толку, никто не посмеет помыкать мною. Я буду жить для своего народа. Таково мое священное призвание. Я всю себя отдам служению Англии.
Мария повернулась и быстро пошла в дом. Я последовала за ней, держась на некотором расстоянии. Утреннее солнце, растворившее туман, окружало Марию сияющим ореолом. У меня даже сдавило голову. Я увидела великую королеву, достойную править Англией; королеву, знающую, что ей надлежит сделать для блага страны. Я понимала: Мария способна вернуть Англии богатство, красоту и щедрость, отнятые ее отцом у церкви
Обернувшись, она увидела меня на коленях.
— Ханна, что с тобой?
— Вы будете королевой, — сказала я, чувствуя, что через меня говорит мой дар. — Через месяц ваш несчастный брат покинет этот мир. Да здравствует королева. Бедный Эдуард, но его спасти невозможно.
Мария буквально подлетела ко мне и подняла меня на ноги.
— Что ты сказала?
— Вы будете королевой. Ваш брат стремительно угасает.
Я потеряла сознание. Это длилось считаные секунды. Когда я открыла глаза, Мария по-прежнему крепко сжимала меня в своих руках и вглядывалась в мое лицо.
— А ты можешь сказать мне что-нибудь еще? — тихо спросила она.
Я покачала головой.
— Простите, ваше высочество. Я едва помню то, что говорила вам. Те слова произносились помимо моей воли.
Она кивнула.
— Дух Святой двигал твоими устами, велев сообщить мне эту новость. Ты клянешься сохранить это в тайне?
Ее слова ненадолго привели меня в замешательство. Уж слишком сложной паутиной лояльности была опутана моя четырнадцатилетняя жизнь. У меня имелись обязательства перед сэром Робертом, перед отцом, погибшей матерью и нашими соплеменниками. Я дала обещание Дэниелу Карпентеру. И вот теперь эта взволнованная женщина просила меня сохранить ее тайну. Я кивнула. Я ничем не нарушала свои обязательства перед сэром Робертом. Все, что я сказала Марии, он и так уже знал.
— Да, ваше высочество, — тихо пообещала я.
Я хотела встать, но у меня закружилась голова, и я снова рухнула на колени.
— Не торопись, — посоветовала мне принцесса. — Не вставай до тех пор, пока в голове у тебя не прояснится.
Она уселась рядом со мной на траву и нежно положила мою голову себе на колени. Утреннее солнце дарило нам приятное тепло. В воздухе жужжали сонные пчелы, а где-то вдалеке отсчитывала годы жизни кукушка.
— Закрой глаза, — сказала мне Мария.
Мне хотелось уснуть на ее коленях.
— Я не шпионка, — вырвалось у меня.
Ее палец коснулся моих губ.
— Тише, — сказала Мария. — Я знаю, что ты работаешь на Дадли. Но я знаю, что ты — славная девочка. Кто лучше меня понимает жизнь человека, связанного паутиной обязательств? Не бойся, маленькая Ханна. Я все понимаю.
Ее пальцы гладили мне голову. Она накручивала мои черные короткие волосы, делая маленькие завитки. Я закрыла глаза. Впервые за много лет я почувствовала себя в безопасности. Я почувствовала это не только душой, но и спиной, плечами, шеей. В них исчезло привычное напряжение.
А принцесса Мария мысленно перенеслась в прошлое.
— Я вот так же сидела с Елизаветой, когда она была маленькая и засыпала днем. Она укладывала голову мне на колени, закрывала глаза и через минуту уже спала. А я сидела и гладила ей волосы. У нее очень красивые волосы. В них соединились оттенки меди, бронзы и золота. Попадались и совершенно золотистые пряди. Боже, каким милым ребенком она была. Просто лучилась детской невинностью. А мне самой тогда было всего двадцать. Я любила воображать, что Елизавета — моя маленькая дочь, а я — замужем за любимым человеком и скоро у нас родится второй ребенок — сын.