Королевская шутиха
Шрифт:
— Ваше… величество, — восторженно пробормотала я, чувствуя, как ее решимость передается и мне.
Мария весело улыбнулась, словно мы обсуждали с нею фасон нарядов к ближайшему маскараду.
— А почему бы нет? Почему хотя бы раз в жизни мне не выступить против них в открытом бою?
— Вы рассчитываете победить?
Она пожала плечами. Жест получился совсем испанским — так пожимала плечами моя мать и другие испанки.
— Что ты! Конечно, нет, — весело сказала она, будто радуясь своему грядущему поражению. — Но пойми меня, Ханна. Эти люди делали все, чтобы превратить меня в прах. И теперь они решили влепить мне пощечину, поставив какую-то леди Джейн впереди меня. Они уже пытались сделать то же с Елизаветой, отведя мне роль едва ли не няньки при ней. А
Короткопалые руки Марии больше напоминали руки служанки, чем королевы. Она спрятала четки в карман и решительным шагом направилась в большой зал. Там за одним столом завтракали местная знать и простолюдины. Она села во главе стола, где стоял помост, заменявший трон, и подняла руку. Все умолкли, повернув к ней головы.
— Сегодня мы выступаем из Кеннингхолла, — объявила Мария. — Мы отправимся во Фрамлингхэм. Отсюда до него всего день пути. Там я подниму свое знамя. Если мы сумеем попасть туда раньше сэра Роберта и его людей, стены тамошней крепости позволят нам выдержать осаду. Возможно, не один месяц. Оттуда я поведу свою битву за трон. Я буду собирать армию.
Люди удивленно и одобрительно зашептались.
— Доверьтесь мне! — убеждала их Мария. — Я вас не подведу. Я — ваша законная королева. Вы увидите меня на троне. Я запомню всех, кого вижу здесь. И не только запомню. Вы будете многократно вознаграждены за то, что выполняете свой долг перед настоящей королевой Англии.
Послышался негромкий гул. Честно говоря, я не знала, что подействовало на собравшихся больше — сытный завтрак или слова Марии. Но ее смелость почему-то вызвала у меня дрожь в коленях. Принцесса встала и пошла к выходу. Я на нетвердых ногах забежала вперед и распахнула перед ней дверь.
— А где он сейчас? — спросила я.
Мне не требовалось пояснять, кто именно.
— К сожалению, не особо далеко отсюда, — мрачно ответила принцесса. — Как мне говорили, где-то южнее Кингс-Линна. Должно быть, что-то его задержало, а то бы он накрыл нас уже сегодня. Более точных сведений у меня нет.
— А он догадается, что мы отправились во Фрамлингхэм?
Мне снова вспомнилось то злополучное письмо к Джону Ди, где спираль слов выдавала место нашего нынешнего пребывания.
Мария поплотнее закрыла дверь, затем повернулась ко мне.
— Среди слушавших меня наверняка отыщется хотя бы один, кто тайком покинет замок и поспешит к нему с доносом. В лагере всегда есть шпион. Ты согласна, Ханна?
Мне вдруг показалось, что она заподозрила меня. У меня пересохло в горле. Наверное, я побледнела. Впрочем, все это можно было принять за естественное поведение испуганной девчонки.
— Шпион? — заплетающимся языком переспросила я и принялась тереть щеку.
Мария кивнула.
— Я никогда никому не верю до конца. Вокруг меня всегда находились чьи-то шпионы. Думаю, если бы у тебя была такая жизнь, как моя, ты бы вела себя точно так же. Стоило отцу разлучить нас с матерью, как все, кто меня окружал, начали усиленно нашептывать мне, что Анна Болейн — настоящая королева, а ее незаконнорожденная дочь — истинная наследница престола. Герцог Норфолкский орал мне в лицо, что на месте моего отца он бил бы меня головой о стену до тех пор, пока не вышиб бы все мозги. Они заставляли меня отречься от матери и отринуть мою веру. Мне угрожали смертью на эшафоте, подобно Томасу Мору и епископу Фишеру. Их обоих я знала и любила. Мне было всего двадцать, когда меня заставляли
А потом… в один из летних дней «настоящую королеву» Анну казнили, и мое окружение, не моргнув глазом, заговорило о королеве Джейн и ее сыне, маленьком Эдуарде. Елизавета из моего врага вдруг превратилась в «несчастную малютку», у которой не стало матери. Тогда она еще не понимала, что разделила со мной участь забытой дочери. Потом замелькала целая череда королев…
Мария почти улыбалась.
— Да. Их было трое, и каждой меня заставляли кланяться как законной королеве, и каждую я должна была называть матерью. Что за ложь! Мать у человека бывает только одна. А все эти мачехи были очень далеки от моего сердца. За долгие годы я научилась не верить словам мужчин, а слова женщин — вообще не слушать. Последней женщиной, которую я любила, была моя мать. Последним мужчиной, кому я верила, — мой отец. Но он погубил мою мать. Она умерла от горя. Я невольно спрашивала себя: стану ли я женщиной, которой можно доверять?
Она замолчала, вглядываясь в меня.
— С двадцати лет я не знала ничего, кроме страданий и унижений. И только сейчас я начинаю думать о возможности другой жизни.
Она вдруг улыбнулась.
— Ты что, Ханна? Никак я на тебя тоску нагнала? — спросила Мария, потрепав меня по щеке. — Все это было давно. Если мое приключение закончится победой, изменится и вся моя жизнь. Я восстановлю материнский трон. Я буду носить ее драгоценности. Я позабочусь о том, чтобы почитали ее память. Она будет смотреть на меня с небес и радоваться, что ее дочь восседает на троне как законная наследница власти. Я стану счастливой женщиной. Понимаешь?
Я неловко улыбнулась.
— Что, я тебя не убедила? — спросила она.
Я проглотила комок слюны, он оцарапал мне пересохшее горло.
— Я боюсь, — призналась я. — Простите, ваше величество.
— Мы все боимся, — согласилась она. — Я тоже боюсь. Но нельзя сидеть сложа руки. Ты знаешь, чем это может кончиться. Так что иди в конюшню, выбери себе лошадь и раздобудь сапоги для верховой езды. Сегодня мы выступаем. И да поможет нам Господь добраться до Фрамлингхэма, не попав в руки сэра Роберта и его людей.
Мария подняла свое знамя над Фрамлингхэмским замком — крепостью, не уступавшей другим английским крепостям. И случилось невероятное: едва ли не половина страны, верхом и пешком, направилась во Фрамлингхэм, чтобы принести клятву верности новой королеве и заявить о готовности сражаться с мятежниками насмерть. Армия Марии росла. Она лично встречала вновь прибывших, благодарила их за верность и обещала, что будет им честной и справедливой правительницей.
Наконец мы получили известия из Лондона. Герцог постыдно затянул сообщение о смерти короля Эдуарда. Тело несчастного юноши лежало в королевских покоях, а могущественные люди из числа его бывших приближенных думали о том, как сохранить и упрочить собственную власть. Тесть Джейн Грей чуть ли не силой втащил ее на трон. Говорили, что она горько рыдала и кричала, что не может быть королевой, поскольку законной наследницей престола является принцесса Мария. Но герцог был неумолим. Над нею развернули государственное знамя, придворные преклонили колени и словно не слышали ее всхлипываний и возражений. Затем герцог Нортумберлендский провозгласил ее королевой и тоже склонил перед нею свою лживую голову.
В Англии, по сути, началась гражданская война, поскольку другая половина страны считала Марию предательницей и изменницей. Вестей от принцессы Елизаветы не было. Во Фрамлингхэм она тоже не приехала. Услышав о смерти брата, она слегла и чувствовала себя настолько больной, что даже не читала писем. Слыша все это, Мария отвернулась, дабы скрыть разочарование, исказившее ее лицо. Она очень рассчитывала на поддержку сестры и думала, что они вместе будут отстаивать отцовскую волю. Тем более что она пообещала себе заботиться о безопасности младшей сестры. То, что Елизавета не поспешила к ней, а предпочла нырнуть в болезнь, явилось для Марии ударом в сердце, равно как и ударом по ее миссии.