Королевская страсть (Цыганский барон)
Шрифт:
1.
Костер жарко разгорелся, выбрасывая вверх языки пламени, смолистые дрова сыпали оранжевыми искрами, клубы дыма поднимались к нависающим над поляной ветвям деревьев. Огонь освещал пестро раскрашенные цыганские повозки с облупившейся позолотой, отражался в браслетах и монистах цыганок, в золотых кольцах, вдетых в уши мужчин. Начищенные до блеска сапоги и медные форменные пуговицы мундиров тоже поблескивали в темноте, когда военные из свиты Родерика, принца Рутении, перемещались на наваленных горой на поляне пушистых коврах. Они негромко переговаривались, смеялись, поднимали кубки и пили.
Сам принц сидел, склонив свою светловолосую
Мари Анжелина Рашель Делакруа следила за принцем, стоя в тени дубовой рощи. Голова у нее раскалывалась от боли, глубокая ссадина на виске саднила и кровоточила, густые волны темных волос впитывали кровь. Из-за боли в плече она едва могла пошевелить правой рукой. Ее плащ был испачкан в грязи, белое шелковое платье порвалось у талии, и она не сомневалась, что лишь толщина подбитых конским волосом нижних юбок спасла ее от перелома колена.
Ничего удивительного во всем этом не было: всего полчаса назад ее вытолкнули из кареты на полном ходу. Но не боль от ран и даже не шок вызывали у нее дрожь во всем теле и чувство тошнотворного страха под ложечкой, а окруженный цыганами мужчина, за которым она наблюдала.
Это был принц Родерик из балканского государства Рутения, человек, которого она должна была соблазнить. И предать.
Еще ни разу в жизни ей не приходилось соблазнять мужчину. О, она, разумеется, флиртовала, упражнялась в искусстве обольщения представителей противоположного пола на балах и пикниках в Новом Орлеане. Но ей никогда не приходилось завоевывать мужчину, она не пыталась поработить его, чтобы он покорно исполнял ее волю. Никогда. Что бы ни говорили о ней другие.
А может, и пыталась. Она сама не знала, не была твердо уверена. И все же, что бы она ни делала в прошлом, того, что с ней происходило сейчас, она не заслужила. Перед ней поставили невыполнимую задачу.
Мелодия скрипки и мандолины поднялась к небу, задрожала и медленно, нежно истаяла. Цыгане с криками вскочили, принялись хлопать в ладоши и бренчать тамбуринами. Принц кратким кивком засвидетельствовал им свою благодарность, улыбнулся и хлопнул по плечу старого цыгана. Потом он с плавной легкостью поднялся на ноги и отвернулся от костра. Длинные ноги с удивительной скоростью перенесли его через поляну. Уверенно и стремительно он двигался прямо к тому месту, где стояла Мара, словно знал, давно уже знал о ее присутствии.
Она торопливо попятилась, но было слишком поздно. Он подошел к ней, схватил ее за руку и потянул к огню. Она покачнулась, и его теплые пальцы еще крепче сжали ее руку.
— Добро пожаловать, прекрасный призрак, — ласково и чуть насмешливо сказал принц, но уже через секунду, когда он повернулся к своим людям, в его голосе зазвучала сталь: — Прекрасный или нет, это безусловно призрак, иначе как она пробралась мимо часовых?
— Это моя вина, ваше высочество.
Из темноты позади Мары выступил молодой человек. Он был смугл и хорош собой, хотя и напоминал живописного оборванца — плутоватые, влажные карие глаза, золотая серьга в ухе, на шее амулет с ракушкой на кожаном ремешке. Держался он уверенно, без тени робости или смущения.
— Итак, Лука?
Цыган Лука повел рукой в сторону Мары.
— Взгляните на нее. Где вы видите угрозу? Я видел, как ее вытолкнули из кареты на полном ходу. Она пошла сюда, и я последовал за ней.
— Возмутительно, — небрежно бросил принц Родерик, хмурясь и вглядываясь в бледное лицо Мары, — ты мог бы предложить ей помощь.
— Я подумал, посмотрю-ка лучше, что она будет делать.
Прислушиваясь к полным любопытства словам цыгана, Мара вспомнила тот момент, когда поднялась с дороги и направилась к лагерю. Может, она выдала себя своим поведением? Может, со стороны могло показаться, что она знает, куда направляется? Ей сказали, куда идти, но после страшного падения она растерялась, почувствовала себя оглушенной. В конце концов она просто пошла туда, откуда доносились звуки музыки. Она брела медленно, шатаясь, ей даже не пришлось притворяться. Он не мог ничего заподозрить. От облегчения она почувствовала слабость, ее пальцы задрожали в руке принца.
— Идемте, — скомандовал он и повел ее к расстеленным коврам.
Мара без сил опустилась на один из них. Ощутив жар костра, она зябко вздрогнула, ссадина на лбу запульсировала болью. Она коснулась этого места пальцами. Принц отдал тихий приказ, и вперед мгновенно выступили две цыганки. Они промыли ранку и приложили компресс, обвязав его вместо бинта красным батистовым платком, вышитым золотой ниткой. Темные волосы Мары волнами рассыпались по плечам и по спине, доставая ей до талии. Цыганки сунули ей в руку чашу с красным вином и молча отошли в темноту.
Вино оказалось молодым и терпким, но оно придало ей сил. Мара медленно потягивала его, пытаясь усилием воли рассеять туман, окутывающий голову, и подавить внутреннюю дрожь. Сквозь ресницы она внимательно наблюдала за собравшимися вокруг нее мужчинами из свиты принца. Они смотрели на нее встревоженно и с сочувствием, в то же время чего-то терпеливо ожидая. Принц сидел на ковре рядом с ней, опершись локтем на согнутое колено, а подбородком — на подставленную ладонь. Взгляд, устремленный на нее, был ясным и откровенно оценивающим.
Потом Родерик переменил положение, потер пальцами переносицу. Эта женщина не из тех, кого мужчина может использовать и прогнать. Она казалась слишком утонченной и в то же время слишком юной. Несмотря на страх, который она пыталась скрыть в глубине своих ясных серых глаз, она выглядела нетронутой, неопытной, настолько не привыкшей к мужскому обществу, что он готов был поклясться: ей даже в голову не приходило, насколько уязвимо ее положение. При этом она была по-настоящему красива: нежная кожа словно светилась изнутри, прелестно изогнутые губы так и манили к поцелую. Тонко очерченные скулы, маленький, но упрямый подбородок, плавный изгиб шеи — все было бесподобно. Белые, нежные руки с длинными тонкими пальцами говорили о том, что их обладательница не знала тяжелого труда. Платье из тонкого шелка, хоть и скромное по фасону, явно было сшито одной из лучших парижских портних. Нет, она не из тех женщин, кого мужчина может запросто вывезти за город и выбросить из кареты, как ненужную тряпку.