Королевские бастарды
Шрифт:
– Я сказала бы ей, – отвечала девушка, ничуть не удивленная и не раздосадованная его обращением, – что она может посидеть с нами, и мы прекрасно поговорим и в ее присутствии, поскольку нам нечего скрывать…
– Лгунишка! – воскликнул Жорж, смеясь.
Она плотно закрыла дверь и обернулась. Жорж стоял рядом с ней.
– Я могу поцеловать тебя? – спросил он. Клотильда обвила его шею руками, шепча:
– Только один раз, и очень быстро, я уверена, что за нами следят.
– Если за нами следят, – отвечал молодой человек, уже покрывая ее лицо
Она высвободилась из его объятий, села в свое кресло и, сделав знак рукой, пригласила его последовать ее примеру.
– Я их знаю, – произнесла она шепотом, – и прекрасно знаю этот дом. Слушать они будут совсем не отсюда, – прибавила она, указав на дверь, через которую удались Маргарита. – Держись, мой бедный Клеман, и получше играй свою роль.
– Какую роль? – спросил Жорж, глядя на нее с удивлением.
– Сейчас не до шуток, мы должны поговорить очень серьезно… надеюсь, ты не собираешься убеждать меня, что ты – принц де Сузей.
– Теперь я уже и сам не знаю… – начал было Жорж.
Она прервала его, притронувшись к его правой руке:
– Но это уж, по крайней мере, принадлежит Клеману!
– Да, дорогая… и напоминает Клеману, что он обязан жизнью своей возлюбленной Тильде, – с нежностью в голосе проговорил молодой человек.
– Глупости! – сказала мадемуазель де Клар тоном настоящей парижской девчонки и тут же продолжила: – Если тебе нравится изображать принца, я буду изображать принцессу. Хорошо исполняя эти роли, мы их всех переиграем. Отодвинься чуть-чуть и сделай смущенное лицо, ведь ты же застенчив… Мне многое нужно тебе сказать, но сперва договоримся: если нас прервут, прежде чем я успею закончить свой рассказ, ты вернешься спустя полчаса после того, как мы распрощаемся. Погоди! Где же мы встретимся? Вот, думаю, самое удобное место – угол улицы Миним.
Жорж онемел от удивления.
– Ты о чем? Ты собираешься выйди ночью из дому?
– Я привыкла, – ответила девушка, – и больше ничего не боюсь. Не наклоняйся ко мне, это выглядит слишком подозрительно.
Она сидела совершенно прямо и, тихо разговаривая, казалась весьма суровой. Я не знаю, как описать это сияющее прямодушие доброго сердца, которое двумя руками натягивало на себя маску, сквозь прорези которой продолжало сиять детское лукавство. Но маска – слишком громкое слово для этого подвижного и живого лица, на котором сквозь присущую юному возрасту Клотильды жизнерадостность вдруг проявлялась глубокая грусть, окутывая, будто туман, сияние ее юности.
Жорж опустил глаза, а она улыбнулась, говоря:
– Да-да, я вижу, что ты находишь меня красивее, чем прежде, но не знаю, по-прежнему ли ты меня любишь?
И видя, что он готов уверять ее в неизменности своих чувств, спросила, тут же переменив тон:
– Так мы договорились, ты будешь ждать меня на углу улицы Миним?
И вновь проговорила совсем иным тоном:
– А почему ты со мной никогда не здоровался?
Жорж окончательно был сбит с толку.
– Из камеры в тюрьме де ла Форс, где у тебя были такие красивые зеленые занавески? – уточнила девушка.
– Как? – не смог сдержать своего изумления молодой человек. – Ты узнала меня?
– Помолчи! И больше не обращайся ко мне на «ты». Конечно, узнала с первого взгляда, как только увидела вас, господин принц. Несмотря на ваш шрам и все прочее, я тут же сказала себе: этого разбойника я где-то встречала. Окна маленькой гостиной выходят как раз на камеру с зелеными шторами, а добрый господин Бюэн говорил мне о вас столько, сколько мне хотелось. Я пользовалась своим театральным биноклем, он у меня превосходный, пряталась за полузакрытыми ставнями… и как я могла не узнать эту бедную руку, из-за которой столько плакала когда-то…
– Милая, милая Клотильда! – прервал ее принц. – Поцелуй меня!
Мадемуазель осталась непреклонной и отказала в поцелуе своему жениху.
– Подожди! Сейчас не время, – отозвалась она с улыбкой. – Я не надеюсь их обмануть, а если и обману, то ненадолго, но нам многого и не нужно, чтобы вырваться на свободу. Вашему сиятельству, полагаю, тоже что-то о них известно. Давайте добросовестно играть свои роли. Я совершенно уверена, что они где-то здесь, – в стене, на потолке или под паркетом. Играйте лучше, чем в вашей камере.
– А мне казалось, что я так превосходно загримировался, – огорченно прошептал Жорж.
– Для всех остальных – безусловно, поскольку бедный господин Бюэн, который навещал вас не далее как вчера, сегодня беседовал с вами и ничего не заподозрил, но для меня Клеман – всегда Клеман, в каком бы наряде он не появился…
– А Жафрэ? – спросил принц.
– Ненависть сродни любви. Им понадобится чуть больше времени, чтобы догадаться. И потом, у моей тетушки Маргариты такой острый глаз… Кстати, ты так удивился, когда я сказала об улице Миним! Имей в виду, я и в самом деле хожу ночью одна по Парижу.
– Одна? И зачем? – недоумевал Жорж. – Это же опасно!
– Мне же нужно предупреждать доктора Ленуара! А разве отсюда далеко до улицы Бонди? – ответила девушка.
– И ты ходишь пешком? – допытывался молодой человек.
– Только один раз мне пришлось идти пешком. Потом доктор стал присылать за мной карету, и меня привозили в церковь Сен-Поль. Оттуда я возвращалась с Мишель после утренней мессы, – объяснила Клотильда.
– Ты ей доверяешь? – спрашивал Жорж, и в его голосе слышалась тревога.
– Не слишком, но у меня не было другого выхода. А ты знаешь, что тебя приговорили к смерти? – неожиданно сказала девушка.
– Как это? – удивился принц.
– Очень просто. В кабинете моего дядюшки Жафрэ состоялся большой совет. Моя тетушка Адель… Но сначала нужно рассказать, что произошло на улице Виктуар ночью пятого января… Я не сомневаюсь, что ты не раз уже об этом слышал…
Она замолчала, кровь отхлынула от ее щек.
– Слышал, – ответил Жорж, – но ничего, совершенно ничего не знаю.