Королевский дуб
Шрифт:
Я невольно улыбнулась.
— Большое спасибо за заботу обо мне. Если верно, что ты говоришь, так это просто мой тип.
— Я думаю, он очень похож на Тома. — Тиш не улыбалась. — Не внешне, но в нем что-то есть. Какая-то правильность под внешней оболочкой, какая-то твердость, похожая на камень, под приветливостью. Я думаю, Том поверит этому человеку.
— А каковы его верительные грамоты? — поспешно спросила я, не желая задерживаться на Томе Дэбни. И мне не хотелось встречаться с этим рыжим незнакомцем, который напоминал Тиш нашего друга.
— О, самые превосходные. Он связан с каким-то институтом по исследованию воды. Этот институт славится
— Что ж, пожелаем ему успеха, — решила я. — Надеюсь, с Божьей помощью он сможет прояснить это дело. То, что творится сейчас, — просто кошмар.
Тиш внимательно посмотрела на меня.
— Не говори мне, что ты считаешь, будто что-то на заводе действительно не в порядке.
Я не могла взглянуть на подругу. Перед моими глазами стояло скорее старое воспоминание, чем образ пылающей воды, воспоминание это было тусклым и неясным. Но я видела эту воду. Я видела… ведь так? Разве Хилари не была свидетельницей всего случившегося? Разве маленькая козочка не заболела, не билась в конвульсиях и не погибла у нас на глазах? Охватившее меня ощущение нереальности было густым и тяжелым, мне казалось, что я не смогу пробиться на свежий воздух.
— Не думаю, что Том лжет, — ответила я подруге.
— Конечно, нет, но он так же, как и все остальные люди, склонен к ошибкам, слишком буйной игре воображения и похмелью. А вся кутерьма началась наутро после празднования дня рождения. В такое утро, как ни в какое другое, могут появиться галлюцинации. Энди, я обещала не вмешиваться в происшедшее между вами, но, пожалуйста, скажи мне, говорил ли Том, что заставляет его предполагать, что завод заражает болото Биг Сильвер?
Мое ощущение нереальности было таким устойчивым, что я смогла посмотреть прямо в глаза Тиш и ответить:
— Он об этом не говорил ни слова.
Том в самом деле ничего не говорил. Ни тогда, когда он застрелил козочку, ни когда я выхватила мою визжащую дочь из мерцающей воды, ни когда я бросилась с ней в дом и вынесла ее обратно, закутанную в одеяло, и запихнула в „тойоту", ни тогда, когда я уезжала в разгорающееся утро прочь от Козьего ручья. Ни единого слова.
Тогда я оглянулась. Только один раз. И увидела лицо человека, соскальзывающего с края мира.
— Ни единого слова, — повторила я Тиш. — Но если он полагает, что в воде что-то есть, то я буду пить воду только из бутылок до тех пор, пока этот твой маг и волшебник не скажет мне, что с водой все в порядке. И ты должна поступать так же. Ты сама говорила, что Том не сумасшедший.
— Да, говорила. Кажется, именно ты думала, что он свихнулся. Именно ты отказываешься даже пойти к нему. А теперь ты заявляешь, что он, возможно, прав.
— О Тиш, оставь, очень прошу тебя, — к горлу опять начали подступать слезы, — я просто не могу сейчас заниматься этим.
— Прости, дорогая, — сокрушенно проговорила подруга. — Завтра все будет позади и все придет в норму, вот увидишь. Я сообщу тебе, что обнаружит инженер. Новости будут хорошими, я уверена.
Но на следующий день ни с чем не было покончено. Новости, полученные
— Чисто, как дыхание ребенка, — объявил он Клэю Дэбни в тот вечер. — Или, по крайней мере, ниже уровней, какие правительство считает допустимыми. Ниже, чем на других недействующих участках с опасными отходами, которые мы исследовали, а мы за последние годы обработали большинство из них. Я был удивлен. Я побывал на большей площади завода, хоть и не инженер-ядерщик. Могу сказать, что некоторое оборудование держится чуть ли не на жевательной резинке и проволоке для обивки ящиков, а часть оборудования просто невозможно использовать. Скажу честно, я не стал бы работать в таком месте даже за миллион долларов в месяц. Но вода чиста. Я вернулся и вновь проверил анализы, после того как увидел заводские установки.
— Слава Богу, — просто и с глубоким чувством ответил Клэй Дэбни.
— Я тебе так и говорила, — сказала мне Тиш по телефону в тот же вечер.
— Не верю, — заявил Том, когда Клэй позвонил ему.
— Том, мы же договорились, — с тревогой возразил его дядя.
— Да, договорились, дядя Клэй, — ответил Том. — Но я видел ту воду, тех больных и мертвых животных, а три мои козы больны и сейчас. Я не верю, что вода не заражена.
— Тогда да поможет тебе Бог, сынок, потому что я больше ничего не могу сделать, — печально проговорил Клэй Дэбни.
— Я знаю, дядя. Знаю, что не можешь. Надеюсь, что Он на небесах может.
Том держал слово еще восемь дней. На восьмой день он отправился в леса вверх по Козьему ручью впервые после празднования дня рождения. На четвертой миле вверх по течению он обнаружил мертвую шестимесячную самку оленя, до такой степени обезображенную, что с трудом можно было узнать в ней белохвоста. Она лежала рядом со своей умирающей матерью. Старшая олениха была покрыта такими же открытыми язвами и вздувшимися опухолями, как и та, что мы видели далеким утром, когда я впервые обнаружила в Томе признаки безудержности.
Об этом рассказал мне Мартин Лонгстрит. Я не видела его все лето и думала, что, возможно, профессор находится в Греции, или Италии, или в каком-нибудь другом источнике классического насыщения. Но, придя в мой офис в конце рабочего дня и усевшись на единственный стул для посетителей, он сказал, что все лето оставался в колледже.
— Я хотела, чтобы ты пришел раньше, — отозвалась я. — Я думала, ты в отъезде.
Мартин улыбнулся. Он плохо выглядел: похудел, лицо, когда-то розовое и полное, теперь обвисло и стал виден второй подбородок, серебристая щетина инеем осыпала его щеки, как лед по кромке промытого оврага, глаза были усталыми, их окружали темные круги.