Королевский дуб
Шрифт:
Охранник без любопытства посмотрел на нас. Картер высунул голову из машины и пояснил:
— Просто смотрим. Мы хотели показать этой маленькой девочке ворота.
— Рад вас видеть, — ответил охранник, молодой чернокожий. — Сожалею, что не могу пропустить вас, но вы можете получить разрешение на посещение в Торговой палате. Это займет три дня.
— Благодарю, — сказал Картер. — Может быть, мы так и сделаем.
— Пожалуйста. Приезжайте.
Картер развернул „ягуар", и мы направились обратно по шоссе. Хилари молчала на протяжении нескольких миль.
— Ну, что ты думаешь? — спросила я дочь. — Ведь там не было ничего страшного? Только несколько объявлений и цветы.
— А тот человек — секретный агент?
— Ну нет! — воскликнул Картер. — Он, скорее всего, выпускник средней школы Нью-Моргантона 1989 года. Охраной здесь заведует частная
— А у него был пистолет?
— Я не видел, но сомневаюсь, нужен ли он ему. Если бы кто-то прошел на территорию без разрешения, охранник просто нажал бы кнопку тревоги. Объявились бы люди и остановили пришельцев. Возможно, дальше, ближе к реакторам, и есть вооруженные охранники, но я думаю, они больше полагаются на электронику и собак.
— Собак-убийц? — выдохнула Хилари. Я посмотрела на дочь с раздражением. Она явно не хотела расставаться без борьбы со своим взлелеянным страхом.
— Собаки-следопыты, умеющие хорошо лаять, — терпеливо растолковывал Картер. — Собаки-убийцы плохо отразятся на общественных отношениях завода. А „Биг Сильвер" просто ничто, если у него плохие отношения с общественностью. Я знаю, что у них есть электронные сканеры, радиоприборы, проволока с высоковольтным напряжением, один или два вертолета и речной катер. Неподалеку расположено армейское подразделение, но мне кажется, солдаты в основном занимаются своими воинскими заботами: наблюдением за поставками на базы, перевозками между военными частями и тому подобным. Это большой завод, Хилари. На него потратили огромные деньги. И не думаю, чтобы здесь было больше охраны, чем имеется на нормальном частном заводе, где производят дорогостоящую продукцию. По сути, это просто бизнес. Ты могла бы убедиться в этом, если бы позволила нам повести тебя на экскурсию по заводу.
— Нет, — заявила Хилари. — Я не нуждаюсь в этом.
— Неужели ты все еще боишься завода? — спросила я. — Ведь ты убедилась теперь, что это место, нуда люди ходят работать, и не более того?
— Да, — ответила девочка, но я ничего не могла прочесть на ее лице и услышать в голосе, кроме скуки и каприза, а это всегда означало, что страх испаряется.
— В таком случае как ты смотришь на то, чтобы поесть в клубе „Трен энд филд"? — поинтересовался Картер.
— О'кей. — Губы Хилари растянулись в слабой улыбке капитуляции. — А потом можно мне пойти в конюшню? Я не ездила на Питтипэт целую вечность.
— А почему бы нет? — согласилась я, потягиваясь с облегчением.
— А потом мы пойдем в кино?
— Не слишком увлекайся. Ты не была в школе во второй половине дня в пятницу. Тебе нужно узнать домашнее задание и выполнить его.
— А все равно, если бы даже и была, — заявила Хилари, прихорашиваясь от восстанавливающегося хорошего настроения и строя Картеру глазки. — Я ненавижу эту глупую школу и хочу перейти в „Пэмбертон Дэй". Пэт говорит, что в моей школе нет никого, кроме меня и ниггеров. Она говорит…
— Мне все равно, что она говорит, — набросилась я на дочь. Мое лицо стянуло от жаркого гнева. — Я не хочу никогда больше слышать от тебя слово „ниггер". И я дважды подумаю, прежде чем разрешу тебе заниматься верховой ездой в конюшне „Ранэвей", если миссис Дэбни позволяет себе говорить такое.
— Мама…
Это был вопль ужаса.
— Хил, я не потерплю подобные разговоры.
— Послушайте, я поговорю с Пэт, — попытался перекричать нас Картер. — Она иногда забывается. А вообще-то никто никогда не считал ее либералом. Но Пэт не придает серьезного значения и половине того, что говорит. Я думаю, она не хотела выводить вас из равновесия или оказывать влияние на Хилари. Пэт послушается меня. Обещаю. Не предпринимайте никаких шагов, пока я не переговорю с ней, согласны?
— Мама?
— Согласна, — ответила я против своего желания. Мне так же мало нравилось влияние Пэт Дэбни на мою дочь, как и ее политические взгляды и ее отношение к расовому вопросу. Если бы урони верховой езды не давали Хилари раскрепощения, я бы прекратила их тут же.
Но девочка была очень сильно напугана в пятницу и так глубоко погрузилась в молчание и болезненность, что я действительно испугалась, смогу ли я вытянуть ее обратно на поверхность. Поэтому я не отменила уроков по выездке. Это было средством излечения. И мне казалось, что поездка на завод была хорошей идеей. Девочка на обратном пути становилась прежней Хилари, по крайней мере до такой степени,
Но теперь уже мне, а не дочери ядерный завод, как старый невидимый враг, имя и логовище которого я теперь знала, бередил душу и не давал покоя.
Глава 5
Сильный дождь, пришедший с запада, принес-таки с собой в то воскресенье настоящую осень, и я сдала последние позиции сопротивления и плавно скользнула в зачарованную, как сон, жизнь Пэмбертона.
Октябрь и ноябрь в Пэмбертоне, штат Джорджия, не знают себе равных. Многие люди предпочитают буйную, неистовую весну в этих краях, но я нахожу безжалостный взрыв цветения азалий, кизила, жимолости и похожих на цветные фотографии весенних садов чуть ли не угрожающим. И апрельское безумие скачек, охоты, коктейлей, обедов и балов усиливает это венецианское излишество. Для меня тихое начало туманной бронзовой и желтой осени в краю диких злаков и болотистых лесов всегда было невыразимо прекрасно и бесконечно соблазнительно. Свет, изливающийся на поля, леса и город, подобен сиропу или дыму; небо нежно-голубого цвета сравнимо с цветом одежд Богоматери и совершенно не похоже на кобальт чеканной стали осеннего севера. Вместо обострения и оживления, как это бывало осенью в Атланте, мое сердце и чувства стали более глубокими и всеобъемлющими. Я ощущала осень всю, целиком, она текла в моих жилах, и течение ее было подобно мягкому и обволакивающему меду, никак не буйному и безудержному „греческому огню". [56] Сколько бы я ни жила в Пэмбертоне, я всегда буду любить именно осень.
56
Зажигательная смесь из смолы, нефти, серы, селитры и других веществ, применявшаяся в VII–XV веках в морских боях.
Старый Пэмбертон ринулся в осенний светский сезон, как река во время наводнения в прибрежные долины. Я почти физическим усилием ослабила внутренний жесткий узел сопротивления и позволила Тиш и Картеру увлечь меня в этот бурный поток. Картер действительно устроил в мою честь небольшой обед, на котором присутствовали еще четыре незнакомые мне пары, вызывавшие симпатию, по крайней мере, в тот вечер. Если бы я встретила их в Атланте, неизвестно, вызвали бы они у меня подобные чувства.
Это были давние пэмбертонцы, такие же, как хозяин обеда; они занимались верховой ездой и охотой, как и все их соседи, но, пожалуй, не так воинственно, как те люди, с которыми я познакомилась раньше: представитель страховой компании, агент по продаже недвижимости, главный управляющий радиотелестанцией Клэя Дэбни и генерал в отставке. Их жены не ходили на службу, но вели огромную и, очевидно, эффективную общественную работу. Одна из них только что помогла создать новый приют на восточной стороне города для женщин и детей, подвергшихся жестокому обращению, а другая была давнишним членом муниципалитета. Да, эти женщины оказались весьма необычными.
После приема на мне будто поставили штамп „Одобрена", по крайней мере, условно, и я побывала с Картером на целом ряде небольших обедов во многих очаровательных домах. К моему удивлению, приемы мне понравились — в большей или меньшей степени. Конечно, там велось больше, чем мне хотелось, разговоров о лошадях, охоте, стрельбе и собаках, но я сидела тихо, много улыбалась и фактически начала узнавать разные мелочи, развлекавшие меня. Жокеи в стипль-чезе и жокеи на равнинных скачках испытывают самую настоящую антипатию друг к другу. Владельцы терьеров — такие же суетливые фанатики, как и представители южных религиозных вероисповеданий. Владелец фокстерьера породы Джека Рассела не сядет рядом с владельцем Нориджа, и так далее, и тому подобное. Наконец, охотники на лисиц настолько чванливы, что разговаривают только с Богом. А у Пэгги Корнинг на ферме есть вышка для стрельбы, которая раньше была пожарной каланчой лесничего и которую безумно влюбленный четвертый муж Пэгги — Томми — распорядился оборудовать гидравлическим устройством так, чтобы воинственная дама могла упражняться в стрельбе по обитателям земли и воздуха со всех уровней и под разными углами. Теперь Пэгги стреляет без промаха. Берти и Билл Вайзененты выиграли два года назад Североамериканский тренерский приз и иногда тренировали даже членов английской королевской семьи.