Королевский гамбит
Шрифт:
— Она просто друг, — пробормотал я, со смущением обнаруживая у себя в миске множество кусков баранины. Окружающие меня юноши рассмеялись и принялись подталкивать друг друга, и их веселое настроение только усилилось, когда я взглянул на Марселлу и увидел, что она широко улыбается мне. Я быстро опустил глаза и принялся за еду.
Один из подмастерьев, Паоло, поставил миску и с неожиданно посерьезневшим лицом подался вперед.
— Не обращай внимания, — заговорщически прошептал он. — Помнишь, как Давида, Дино и меня послали во время сегодняшней шахматной партии
— Умер? — повторил Витторио и издал писк, когда Паоло зажал рот юноши рукой.
Я чуть не охнул. Итак, правда всплыла наружу, даже после грозного предупреждения Моро. Возможно, проговорился стражник. Но на кого Моро возложит вину? Я взмолился, чтобы чаша сия миновала меня.
Паоло уничтожающе посмотрел на Витторио, и глаза у остальных юношей расширились от ужаса. Он огляделся по сторонам, желая убедиться, что никто, кроме нас, не слышал его восклицания. Удостоверившись в этом, он разжал рот.
— Я узнал от камердинера, а тому кто-то из домашних слуг сказал, что люди Моро принесли через черный ход в герцогские покои мертвеца, — продолжил он. — Вскоре после того, как было отложено продолжение игры. Говорят, оспа.
Он оглядел сидевших за столом, и его взгляд остановился на мне.
— Дино, тебя долго не было после того, как мы с Давидом вернулись и ждали учителя. Расскажи, что тебе известно?
— Ничего. Учитель дал мне другое поручение, и поэтому я задержался.
Мои слова не были такой уж ложью; и все же, желая избежать дальнейших расспросов, я быстро набил рот едой. Хоть слухи и распространялись молниеносно по замку, Паоло лишь поведал историю, сочиненную герцогом, чтобы скрыть правду. Похоже, мы, участники этого обмана, избежали последствий, которыми Моро грозил нам.
Мой ответ, однако, породил сомнения.
— Я не верю тебе, — сказал один из старших учеников Томмазо. — Я слышал от одного из подмастерьев портного Луиджи, что после окончания шахматной партии ты вернул в мастерскую наряд белого епископа. И один из жонглеров клялся, будто белый епископ, вернувшийся после перерыва на поле, — это вовсе не тот человек, который был там ранее.
— Что-то тут не так, — проговорил Паоло, и меня охватила тревога. — Послушай, Дино, расскажи нам, что знаешь!
— Постой, — в пронзительном голосе Константина прозвучали властные нотки, как и подобает самому старшему из учеников. Бросив грозный взгляд на Томмазо, он продолжил: — Коли Дино ничего не говорит, молчать ему, стало быть, велел учитель. То, что происходит за пределами мастерской, — не нашего ума дело. Мы здесь для того, чтобы учиться у Леонардо, и не более. Давайте поговорим о чем-нибудь ином.
Послышались слабые протесты одного или двух юношей, но слова Константина оказались весомей, и разговор зашел о фреске, задуманной учителем. Я бросил на Константина благодарный взгляд и принялся доедать рагу. К тому времени, как я опустошил миску, о слухе, принесенном Паоло, казалось, забыли. Я выскользнул из-за стола и, стараясь не встречаться глазами с Марселлой, направился обратно в мастерскую.
Солнце уже садилось, и поэтому в комнате стояла жуткая темень. Я зажег двенадцать оплывших свечей и разогнал густой мрак. К этому моменту ученики уже начали возвращаться небольшими группами в мастерскую. Никому не надо было давать поручений, так как все мы знали, чем заняться перед сном. Я присоединился к Давиду и Витторио, которые шлифовали небольшую кучку недавно изготовленных досок.
Через час Константин объявил, что вечернее задание выполнено и мы можем заняться чем угодно. Большинство учеников, собравшись кучками, стали играть в кости, ставя, ибо звонкой монеты ни у кого не было, на кон голыши и куски стекла. Когда ученики в мастерской разошлись не на шутку, Томмазо схватил старую лютню и, изящно перебирая короткими и толстыми пальцами струны на деревянной шейке инструмента, заиграл веселую мелодию.
Я не присоединился к ним, а уселся на каменную плиту углового очага, где еще тлели угольки. Превратив скамью в импровизированный стол, я достал из сумы записную книжку и приготовился в нескольких строках описать события сегодняшнего дня.
Такое было у меня обыкновение, и я редко считал необходимым ограничивать себя — лишь тогда, когда места на листе не хватало. Сегодня, однако, пришлось тщательно подбирать слова, чтобы те, кто случайно прочитали бы запись, не поняли, о чем идет речь. Всего несколько слов — сад, епископ и нож — и начальные буквы имен участников сегодняшней драмы. Этого было достаточно, чтобы я потом в общих чертах вспомнил, о чем там говорится, и не позволило бы никому догадаться о том, что произошло на самом деле.
Обычно наше веселье заканчивалось, когда догорали свечи, а так как мы уже израсходовали большую часть недельного запаса жира, этот момент наступил довольно скоро. Я едва успел вкратце описать сад, место успокоения злосчастного графа, как стоявшая рядом со мной свеча с шипением погасла.
— Пора на боковую, — объявил Константин, и отовсюду послышались нарочитые вздохи и стоны. Впрочем, судя по некоторым, прозвучавшим ранее репликам, всем в душе уже давно хотелось в постель, ведь мы прошлую ночь, помогая готовиться к шахматному матчу, почти не сомкнули глаз.
Томмазо, взмахнув рукой, оборвал мелодию; Паоло и Давид засунули кости в карман. Я же осторожно убрал листки в сумку на поясе и отправился вслед за всеми в наши покои за шерстяным одеялом.
За этой перегородкой скрывалось удивительно просторное помещение. В его стенах располагались небольшие ниши, служившие, видно, некогда местом хранения. Ныне же в каждом углублении стояло узкое деревянное ложе с подстилкой из соломы. Разумеется, постели не помещались в нишах полностью и наполовину выступали из них, оставляя мало свободного места. Кроме того, эти ниши создавали видимость уединения, почти неизвестного для людей нашего положения. Мне удалось заполучить углубление в самом дальнем углу, более уединенном по сравнению с остальными местами.