Королевский карнавал

Тихомиров Олег Николаевич

– Ему были бы к лицу боевые шрамы, но где их взять? – поддел казначей.

– Молчи, блоха кошачья! – взорвался генерал.

– Ой, – продолжал изгаляться казначей, – у меня по спине мурашки забегали.

– Сейчас я спущу твою вонючую шкуру, тыловая крыса, – ринулся в штыки генерал.

Советник еле удержал его и за неимением колокольчика, позвенел одним генеральским орденом в другой:

– Господа, уймитесь. Мы, к счастью, пока еще не в парламенте, где позволяют себе потасовки. А вы, генерал, пересядьте поближе, если деликатные слова его величества не доходят до вашего уха, оглушенного канонадой, и к тому же привыкшего к грубым выражениям.

– Извиняюсь, – сказал генерал, – пока

я добирался сюда по долинами по взгорьям, меня, едренть, сильно растрясло. Не только уши заложило, все кишки перепутались.

– Ваши кишки нас не интересуют, – оборвал советник. – Здесь не колбасный цех.

– Что до этой канцелярской крысы, я и сам хотел бы отсесть подальше, а песенку его величества я прослушаю с большой охотою, поскольку у нас в лесу прифронтовом только пули свистят да комары окаянные солдат тревожат.

– Бедные солдатики, – снова шевельнул казначей ядовитым языком, – им бы немножко поспать.

У Квака больше не было мочи терпеть пустые препирательства. Он подошел к оппонентам и, разорвав на две части носовой платок в красную клетку, сунул им по лоскуту.

– Вот – заткнитесь и помалкивайте в тряпочку. Для генерала даю пояснения: заткнуть следует рот, но не уши. Вопросы есть?

– Никак нет. – И генерал закляпил себя надежно и быстро, как взятого в плен противника.

– Теперь помоги казначею.

– Не надо, – вякнул казначей, но было поздно. Генерал вогнал ему лоскут до самого желудка. В этот миг вояке вспомнилось, как прочищают пушки. Увидев, что глаза у казначея вылезли из орбит, генерал испытал такой оргазм, которого не получал даже на травле котов, вышедших в финал мирового первенства.

– Ваше величество, – произнес главный советник, согнав муху с мокрою лба казначея, – Верховный Королевский Совет в полном составе приготовился вас выслушать, если у вашего величества не пропало желание выступить.

– Не пропало. Расстегни мне верхнюю пуговицу на камзоле.

После того, как эта небольшая, но весьма важная операция была выполнена, Квак запел:

Я в королевской мантии И в золотой короне. Мне властью необузданной Вдруг обернулся плен. И никого не трогает, Кто там сидит на троне, Когда в житухе серенькой Не видно перемен. Я за инакомыслие, Когда оно не слишком. И даже порнография С листочком хороша. Пускай строчат писатели, Пускай выходят книжки, Что может быть прекраснее, Когда творит душа. Я за свободу личности, Но в правильных пределах. Пусть парни собираются, Железками звеня; Пусть ходят девки голые Кому какое дело. Но только чтоб полицию Боялись, как огня. А преданных, как бобики, Я награждаю дружбой: Получат деньги, почести И загородный дом.

Пусть помнит каждый подданный, Для этого лишь нужно, На задних лапках прыгая, Быстрей вилять хвостом.

– Браво!.. – закричал главный советник и захлопал в ладоши. – Браво! Брависсимо!.. Я и не подозревал, что у вас такой прекрасный голос, ваше величество, не говоря уже о прекрасной программе.

Генерал из-за кляпа во рту вначале ничего не мог сказать. Но хлопал так, будто бил из крупнокалиберного пулемета, отчего кляп выскочил сам по себе, а отдельные боевые награды из числа наиболее тяжелых посыпались на пол. В общей сложности упало пять орденов и три медали.

– Ваше величество!.. – взорвался вояка в бычачьем восторге. – Я тоже не подозревал, что среди лупоглазых есть такие молотки!

Казначей не аплодировал, ибо считал себя раненым. Но вылезшими из орбит глазами смотрел на короля, выказывая самую какую ни на есть преданнейшую преданность. Кстати, временный дефект глаз не помешал пострадавшему заметить, что одна из медалей подкатилась к его ногам, и казначей наступил на нее, чтобы потом прикарманить.

– А ты что молчишь? – рявкнул на него генерал. – Диссидентом заделался?

Король и главный советник тоже смотрели на него выжидающе. Казначей ответить не мог, он лишь потыкал себя пальцем в область желудка.

– У него кляп, – вспомнил советник. – Похоже, он его проглотил. Придется звать целительницу, чтобы дала рвотное.

– Ваше величество, – генерал потоптался на месте, – и вы, господин главный советник, сделайте одолжение. Возьмите-ка его за руки. Обойдемся, едренть, без посторонних.

Квак и советник подхватили казначея.

– Держите покрепче, – попросил мужественный воин.

Он отошел в сторону и, разбежавшись, дал казначею под зад такого потрясающего пендаля, что кляп, вылетев через окно, птицей пронесся над крышами домов, устремляясь все выше, и выше, и выше, пока, наконец, не повис на телевизионной башне наподобие флага.

– Возьмемся за руки и протянем ноги за короля, – воскликнул казначей и грохнулся в обморок.

– Надо же, еще одна, – сказал генерал, поднимая с пола последнюю медаль.

– Генерал, – голос главного советника истекал торжественностью, словно половая тряпка водой после того, как ее вынули из ведра, – я буду ходатайствовать о вашем награждении, – он поглядел на верх телебашни, – за высшее боевое достижение в мирных целях.

– Рад стараться во славу Мышландии, – как положено гаркнул генерал и, скромно опустив голову, добавил. – Пустяки, господин советник. Мне такое дело, что два пальца обмочить.

Глава шестая.

Перебои с шампанским, или семейные традиции

Обычный день Мышландии, наполненный делами, тревогой и радостью, – а вы сами видели, насколько он был тревожным, радостным и особенно деловым – отвалил прочь.

Приближался вечер, а стало быть, и объявленный карнавал. Между тем, вынуждены вам сообщить, что даже в это предкарнавальное время Квак и члены Верховного Королевского Совета по-прежнему продолжали протирать штаны на своих рабочих местах.

Вот так. Кто-то уже наряжается в сладостных предвкушениях, а кто-то еще сжигает себя в пламени государственной деятельности.

Правда, главный советник, взглянув вдруг на полуампирный домик, не без испуга проговорил:

– Господа, мы тут заседаем, а на носу карнавал.

Никто ему не ответил. Ждали, что скажет король. И тогда Квак, словно бы вскользь, негромко обронил:

– Дернуть бы чего-нибудь.

Первым опомнился генерал.

– Ваше величество, в штабе армии есть коньяк. Целая бутылка.