Королевский карнавал

Тихомиров Олег Николаевич

Одну из немолодых фрейлин, ненароком зашедшую на лестничную площадку запасного выхода, где лампочка еле светилась, двое неизвестных принудили к сношению, правда, совсем не к тому, на которое она рассчитывала. Неизвестные оказались педиками, а на бедняжке был костюм Дон Кихота. Вот к чему приводит неосмотрительность в выборе карнавального костюма! Потерпевшая, однако, утешилась тем, что с нее не сняли маску и не увидели морщин, а потому решила не уходить с праздника.

– А ты кто такой? – спросил Квак приблизившегося звездочета.

– Астролог,

ваша серость.

– Предскажи что-нибудь.

– На улице дождь, плохая погода...

Квак посмотрел в окно:

– И без тебя вижу, что дождь. Но погода чудесная.

– А будет еще лучше. Дождь скоро перестанет.

– Ты хочешь сказать, погода испортится?.. Ну, иди, иди...

Он отвернулся от звездочета и подманил пальцем целительницу: 

– Кто такая?

– Я целительница... Что с вами, ваша серость? Вы даже позеленели от государственных дел. Только я могу вернуть вам здоровый цвет лица...

– Небось, заливаешь?

– Именно, ваше величество: в горчичный кисель, заваренный на сыворотке из-под простокваши, нужно залить настой черного перца, жеванного на вечерней заре непорочной девицей...

Подавив зевоту, король сказал:

– Заодно плесни туда стакан касторки и выпей сама. Ступай. О воздействии мне доложат.

– Ваше величество...

– Кому сказано – иди, пей.

Тем временем королеве надоело наблюдать за восторгами, вызванными заваркой чая, и она вспомнила о супруге.

– Добрый вечер, душа моя, – сказала она голосом, не предвещавшим ничего доброго.

– Что за кикимора? – спросил Квак у главного советника.

– Королева, ваша серость.

– Что значит карнавал, – удовлетворенно заметила королева, – родной муж не узнает.

«Ну и женушка, – мелькнуло в голове у Квака. – Слониха. Небось, и кожа слоновая – не ущипнешь».

– А я тебя по короне узнала. Что в лягушку вырядился? Будешь весь праздник портить. Ничего получше придумать не мог?

– И часто она икру мечет? – тихо спросил Квак у главного советника.

– Не обращайте внимания, ваша серость. Стерпится, слюбится.

Тут и принцесса подплыла со свои дружком. Можно было сказать, что королевская дочь заблистала на карнавале, одетая во все голое, если б не мини-юбочка, плетеная в крупную ячею из нити бразильского паука. Ее новый жених ничем не отличался от предыдущего: жвачка во рту, ноги втиснуты в джинсы, обут в кроссовки. Хотя нет, разница была: у предпоследнего с майки улыбался Рэмбо, а у последнего скалился Кинг-Конг.

Вид принцессы вызвал у Квака определенный интерес.

– А это кто такая? – спросил он у советника.

– Ваша дочь, ваша серость.

– Недурна. Весьма недурна. – Квак облизнулся и сказал принцессе, словно бы просто так: – Можешь поцеловать папочку.

– Вот еще! – фыркнула

принцесса. Обойдешься.

– Делай, что говорит король! – Квак топнул ножкой.

Принцесса чмокнула Квака.

– А это мой жених. – Она мотнула головой в сторону обладателя кинг-конговской майки.

– Очень приятно, – буркнул Квак. – То есть, я хотел сказать, он мне совсем не нравится.

– Какое совпадение. – Принцесса потрогала на щеке мушку, не отклеилась ли. – Чао, я ухожу.

– Куда? – недовольно проговорил Квак.

– В дискотеку.

– Погоди. Давай здесь станцуем.

– С тобой?

– Почему бы нет?

– А ламбаду умеешь?

– Спрашиваешь! Ее даже младенцы в колясках танцуют.

– Но не у нас, – возразила принцесса, – а за бугром.

– Не за бугром, а у нас. – Квак показал рукой в сторону. – Ладно, не будем терять времени.

Министр веселья хлопнул три раза в ладоши. Установилась тишина. Только слышно было, как в чашках размешивают ложечками несуществующий сахар лизоблюды. Но вот и они стихли: у них все растаяло.

– Итак, карнавал открывается танцем короля и принцессы, – объявил министр веселья.. – Ламбада!

– Но вначале мы, как всегда, – вмешался главный советник, – должны поприветствовать короля.

Зазвучал гимн, и, когда под сводами дворца растаяли последние звуки, все в порыве воскликнули:

– Да здравствует ваше мышиное величество, да сгинут все лягушки!

Квак набрал полную грудь воздуха и выкрикнул:

– Да здравствует я, да сгинут все... – Он поозирался, вжал голову. – Да сгинут все лупоглазые.

Король протянул руку, чтобы вывести принцессу на середину зала, но в это время появились те самые три пары, танцующие свой расхристанный канкан. Правда, сейчас они были в масках.

Мы мы-ши, Мы мы-ши, Мы мы-ши, Счастливая наша земля.

И сколько ни понатолкалось вокруг народу, все постепенно были втянуты, словно смерчем, в этот безумный кенгуриный танец. И все старались перепеть, перекричать, переорать, перевизжать друг друга.

Мы любим, Мы любим, Мы любим Прекраснейшего короля.

Квак стоял в стороне и смотрел на бешеный калейдоскоп рук, ног, носов, ушей, оскаленных в улыбке (но в улыбке ли?) зубов. Лиц он не различал. Повсюду мелькали маски, маски, маски. Королю стало страшно. Что это бурлит и кипит, клокочет и разливается?.. Тысячеголовая гидра?.. Извержение из преисподней?