Королевский крест
Шрифт:
— Что предложить?
Ефим наклонился, поднял и водрузил на стол принесенный пакет, аккуратно развернул оберточную бумагу.
— На даче нашел. Лазил по чердаку и нашел. Давно там лежала. — Заинтересовавшись, Эльдар и Анна подошли ближе, но Мамоцких не обратил на них никакого внимания — он смотрел на Крылова: — Тебе понравится.
Ефим принес изящную палисандровую шкатулку, длиной около двадцати дюймов. Золотые уголки, аккуратный замочек и чеканный медальон на верхней крышке: веретено и клубок ниток.
— Что это? — Только Ахметов уловил раздражение в голосе Никиты.
Мамоцких молча открыл шкатулку. Две колоды карт на зеленом бархате.
— Подарочный набор? — разочарованно скривился Эльдар.
Что именно Ахметов ожидал увидеть в шкатулке, осталось неизвестным. Но вот один интересный момент он из-за своей несдержанности упустил: в тот самый миг, когда Ефим откинул крышку, Анна вздрогнула и удивленно распахнула глаза. Но тут же взяла себя в руки и кинула быстрый взгляд на Эльдара — тот ничего не заметил.
— Мой прадед изъял шкатулку у…
— Изъял? — Никита брезгливо скривился. — Скорее — отнял?
— Красная цена этому барахлу: пять сотен, — махнул рукой Ахметов. — В арбатских ларьках бывают наборы и получше.
— Карты и шкатулку изготовили в восемнадцатом веке, — насупился Мамоцких. — Это не современная подделка. Прадед изъял шкатулку у графа Сергея Чернышева. Она очень ценная.
— Неужели? — презрительно протянул Никита.
— Бабка рассказывала, что граф Чернышев обещал отвести прадеда к спрятанным фамильным сокровищам, обещал отдать все, если его отпустят с этими картами.
— Какой же ты идиот! — Аарон Мамоцких от души ткнул Сергея в зубы. — «Отдам фамильные драгоценности»? Да ты и так их мне выдашь, буржуйская морда. Сам выдашь!
Кулачок у комиссара был маленький и костлявый. И сам он был маленьким, щуплым, поминутно шмыгал вислым носом и облизывал губы. От призыва на Первую мировую гимназист Мамоцких спасся, прикинувшись дурачком, и с тех пор никак не мог избавиться от некоторых привычек, приобретенных во время кратковременного пребывания в сумасшедшем доме.
— Говори, сука, где камушки? Где золото спрятал?!
И снова тычки в зубы, удары по заплывшим глазам, по почкам. Аарон только примеривался к настоящим пыткам, разминался и с жалостью думал о том, что проклятый граф успел вывезти куда-то семью. Отдать бы его жену революционным матросам «на перевоспитание»! Да заставить смотреть, как втягивается женщина в тяжелое пролетарское учение. Не каждый дворянчик выдерживал подобное зрелище, случалось, с ума сходили, но чаще рассказывали откровенно о припрятанном добре, наивно полагая, что это избавит их от пыток. В гостиной Мамоцких видел большой, в рост, портрет стройной женщины с русыми волосами. Выяснил — графиня. Затрепетал. Начал мечтать, какие экзамены устроит красавице балтийская братва, и вдруг такое разочарование.
— Где золото, тварь?!
Силы особой в ударах не было, только злоба, бешеная злоба. Но Мамоцких не надо было быть сильным — товарищи надежно связали графа.
— Где золото?
Какой-нибудь час назад граф говорил с Аароном куда более вежливо, спокойно, даже шутил — в тот момент Сергей хотел договориться. Теперь же, почти потеряв надежду на благополучный исход, Чернышев лишь изредка цедил короткие фразы. И, несмотря на разорванную одежду и кровь на лице, граф умело демонстрировал Мамоцких презрительное высокомерие.
— Повторяю в последний раз, господин комиссар. Вы освободите меня, дадите одежду, немного денег, оружие и шкатулку. За это я расскажу вам, где клад. Ассигнаций и ценных бумаг там нет, только золото и драгоценности, примерно на полмиллиона рублей. Отпустите меня, и это будет ваше. — Чернышев помолчал. — Вам ведь это надо.
Еще как надо! При одном упоминании о кладе язык Аарона принимался судорожно елозить по губам — полмиллиона! Вот она — основа благополучия семейства Мамоцких. Но странное предложение графа не менее сильно возбудило интерес комиссара. Отдать все за одну-единственную шкатулку! За какие-то карты! И Аарон был полон решимости выяснить, в чем тут дело.
— И про шкатулку ты мне расскажешь, графская морда. Все расскажешь.
— Нет, — презрительно усмехнулся Чернышев. — Не расскажу.
— Расскажешь, — усмехнулся Мамоцких. — Когда я тебя к коням привяжу — все расскажешь. Когда потроха твои вынимать стану — расскажешь. — Аарон начал потихоньку сбиваться на крик. — Все расскажешь, тварь! Сапоги мои лизать будешь! Я тебе, скотина, покажу черту оседлости!!
— Прадед так и не выяснил, чем знамениты эти карты, — негромко продолжил Ефим Мамоцких. — После Гражданской войны он наводил справки и узнал, что Чернышевых считали счастливчиками, баловнями судьбы. То есть не то чтобы им везло постоянно и во всем, но удача улыбалась этой семье чаще, чем остальным.
— Они много выигрывали в азартные игры? — с неприкрытой иронией осведомился Никита.
— Э-э… и в карты тоже. — Ефим почесал нос. — Им просто везло: удачные знакомства, благоприятные стечения обстоятельств. Прадед считал, что все дело в этой шкатулке.
— В этих картах? — уточнил Крылов.
— Да, в этих картах. Прадед пытался найти ключ, но безуспешно.
— А ты? — быстро спросил Никита.
— Что я? — не понял Мамоцких.
— Ты не пробовал найти ключ?
Анна внимательно посмотрела на Крылова.
— Нет.
— Почему?
Ефим молчал почти полминуты, затем опустил голову. Руки его дрожали.
— Я…
— Потому что нет никакого ключа!! — взорвался Никита. — Потому что ты придумал все это дерьмо, чтобы я простил тебе двадцать штук долга!! Ты что думаешь, Мамоцких, если я коллекционер, мне можно лапшу на уши вешать? Да я тебе башку оторву, урод!
В сторону Ефима полетела дешевая пластиковая пепельница — Крылов специально держал ее под рукой как раз для таких случаев. Мамоцких втянул голову в плечи.