Королевский путь
Шрифт:
Франциск бросил пронзительный взгляд на жену, когда та вернулась на свое место.
Он взял ее руку и попытался успокоить. Марию мутило от кровавого зловония. Милый, любимый Амбуаз — она презирала его теперь и знала, что впредь при мысли о нем будет вспоминать этот страшный день.
В этот момент она поняла, что страшится не только Екатерины, но и своих дядей. Никогда еще она не ощущала, насколько пустым звуком был ее титул. Ее унизили. Чудовищные дела вершились ее именем и именем Франциска. Эти несчастные молили ее и Франциска
Она понимала, что не могла остановить убийство. Но она не должна была тихо сидеть и смотреть.
— Я не собираюсь здесь больше оставаться, Франциск, — решительно сказала она.
— Тише! — бросился он успокаивать ее. — Тише, дорогая! Они услышат. Мы обязаны быть здесь — они так говорят.
— Но ты — король, — пробормотала она.
Румянец выступил у нее на щеках, когда она продолжила:
— Если король хочет, он может остаться. А королева не обязана.
Она сделала попытку встать. За ее спиной стоял кардинал, и она почувствовала его руки, заставляющие сесть обратно.
— Франциск, — закричала она, — ведь ты — король!
И в этот момент, впервые в жизни, Франциск ощутил себя королем:
— Монсеньер кардинал, я приказываю вам не дотрагиваться до королевы.
Над балконом зависла тишина. Безмерно удивленный, кардинал снял руки с плеч Марии.
— Не хочешь ли пройти к себе? — обратился к Марии Франциск.
Тут вступила королева-мать:
— Сын мой, — сказала она, и как ядовито смотрели ее холодные глаза, и звучал ледяной голос, — в обязанности короля и королевы входит наблюдать, как вершится правосудие. Помните, вы — король.
— А я помню, Мадам, — сказал Франциск. — И просил бы вас тоже об этом помнить. И вас, кардинал. Пойдем-ка, Мария, ты ведь хотела уйти. Позвольте нам удалиться.
Он взял Марию за руку и повел с балкона, и ни один человек не попытался остановить их. В этот краткий миг Франциск был действительно королем Франции.
* * *
Но у Франциска не хватило мужества удержаться в новой роли. Он победил так просто лишь потому, что повел себя с врагами неожиданно.
Здоровье его все ухудшалось. Он слабел с каждым днем. Нарыв в ухе причинял жуткую боль. Монсеньер Паре старался хоть немного облегчить его страдания, и, временами казалось, его усилия были не напрасны.
По стране ползли слухи.
— Король тяжко болен, — перешептывались люди. — Эта болезнь со страшными последствиями, и вообще чудо, что он еще жив, да и то потому, что пьет кровь только что убитых младенцев.
Где бы король ни появлялся, люди в ужасе звали своих детей, и запирали на замки дома в деревнях, через которые он проезжал.
Франциск понимал, народ не любит его, обвиняя в ужасных делах, творимых Гизами.
— Когда отец был за границей, — с горечью говорил Франциск, —
Они любили этих королей, но убегают прочь от меня, не убившего ни единого. Жизнь так несправедлива! Почему я такой уродился? Отчего я не родился высоким и сильным, как мой отец или дед? Почему я не могу быть королем, если я рожден им… так же как и они? Почему я должен быть орудием в руках кардинала? Я его ненавижу… я его ненавижу…
Дверь отворилась, и в комнату вошел кардинал. Франциск бросился к нему, вцепился в подбитую ватой мантию и затряс, крича:
— Это они вас ненавидят! Я не верю, что они ненавидят своего короля! Они знают, я не сделаю им больно! Это они вас ненавидят… вас… вас! Выйдите на улицу, и мы узнаем, кого они ненавидят… вас или меня…
Голос Франциска сорвался, когда он закричал:
— Лиса, оставь короля!
Он отвернулся и спрятал лицо в ладонях.
Кардинал рассмеялся.
— Это что же, бред сомнамбулы? — обратился он с вопросом к Марии. — Я собирался поговорить с королем Франции, а натолкнулся на сумасшедшего.
— А он вовсе не сумасшедший, — ответила Мария. — Он просто проснулся. Он больше не мальчик, которым можно как угодно вертеть.
— Дикие слова, — печально произнес кардинал, — и к тому же глупые. Вот уж не ожидал услышать такое от тебя.
Мария вспомнила о всей той заботе, которой он окружил ее, но в то же время и о любви Франциска к ней. Она никогда не забудет, как, забыв страх перед теми, чьего недовольства так страшился, Франциск вспомнил, что он — король.
Франциск забился в истерике, выкрикивая:
— Да вы боитесь… вы боитесь больше, чем я. Вы страшитесь вражеского кинжала. Поэтому ваши одежды набиты ватой. Поэтому крой плащей и сапог должен быть изменен. И в этом крое нам видны приметы кардинальской трусости.
— Сдается мне, что король помешался, — сказал кардинал. — Мне кажется, я должен позвать королеву-мать. Я благодарен Богу, что есть кому занять его место, коль уж разум помутился настолько, что корону не надеть.
Мария закричала:
— Да не потому ли вы называете его помешанным, что он напомнил, кто он такой?
Кардинал взглянул на рыдающего юношу:
— Самое трусливое когда-либо бившееся сердце — в теле короля…
— Я умоляю вас не судить его слишком строго, — попросила Мария.
Кардинал сделал презрительный жест холеными пальцами.
Глаза Марии вспыхнули.
— Вы зря так уверены в своей правоте, дядя. Я больше не та глупенькая девочка, которую вы привыкли видеть. Мне ясно, что происходит здесь… и в Шотландии. Вы… и мой дядя… настроили англичан против меня… Вы мечтаете, чтобы слетела моя шотландская корона.