Королевский путь
Шрифт:
— Дорогая сестра, помни, — прозвучал ответ Джеймса, — жители Эдинбурга никогда не видели твоих великолепных французских процессий…
— Да я ведь могу расплакаться от отчаяния. Что должны думать мои дяди?
— Они должны принимать нас такими, как мы есть, — серьезно проговорил Джеймс. — Можно ведь восторгаться и тем, что просто, а не только роскошью.
Они были в нескольких милях от Холируда, когда на повороте дороги Мария увидала впереди толпу кричащих людей.
Сначала она подумала, что это жители Эдинбурга вышли приветствовать ее, но, когда они подъехали ближе,
— Королева! Королева! — раздались крики, и толпа ринулась вперед, окружив кавалькаду.
Мария хоть и оказалась в кольце, не испугалась. Она приветствовала это волнение. Она предпочитала эти резкие крики молчанию рыбаков в Лейте. Мария невольно выпрямилась в седле. Да, теперь она выглядела королевой.
— Что они говорят? — обратилась она к Джеймсу. — Они ведь обращаются ко мне. Я прошу: не надо жалеть меня. Они говорят мне, чтобы я возвращалась во Францию, да?
Джеймс поднял руку. Смотря на него, Мария чувствовала гордость за брата. В нем было что-то, что вызывало уважение.
— Тихо! — взревел он. — Молчать в присутствии королевы!
Мгновенно настала тишина. Мария вгляделась в дикие лица мужчин и женщин…
— Они не пришли нападать на тебя, — сказал Джеймс. — Они пришли просить у тебя пощады. Они взломали тюрьму и освободили Джеймса Келлоне, которого должны были казнить. Они просят о прощении за себя и за него.
— В чем он провинился? — спросила Мария.
— Он участвовал в маскараде на празднике иудеев, а это запрещено, — сурово произнес граф Джеймс.
— Но это не так ужасно, чтобы платить за это смертью! И как я рада, что некоторые из моих подданных умеют веселиться. Я буду говорить с ними.
— Ваше Величество, будьте осторожны. Вспомните кирку.
Но Мария редко задумывалась над чем-то серьезным. Она была со своим народом. Люди больше не выглядели свирепыми. Они мечтали о веселье, маскарадах и смехе.
Господи! — подумала она. — Ведь я мечтаю о том же, и как прекрасно я понимаю их желание!
Она немного проехала вперед, чтобы не быть позади графа Джеймса. Подняв руку, она воскликнула:
— Добрые люди Шотландии, поддержите меня, вашу королеву… Я так долго прожила в чужой стране и, оказавшись вдруг среди вас, буду говорить, должно быть, странные вещи.
Вокруг нее стояла тишина, прерываемая лишь клекотом чаек. Казалось, что толпа стоит неподвижно. Люди стояли с открытыми ртами, крепко держа палки и дожидаясь, что же скажет королева. Даже если они не поняли ничего из сказанного ею, ее улыбка была дружеской, а лицо сияло.
— Вы просите прощения того, кто был приговорен к смерти. Подданные мои, я с таким счастьем полностью прощаю этого человека и вас!
Полное прощение! Они поняли все! Они стали передавать один другому:
— Полное прощение! Господь, благослови королеву!
А потом они закричали в один голос:
— Господь, храни королеву!
Кавалькада подалась вперед, но вокруг была толпа
Граф Джеймс был обеспокоен. Сцена с прощением Келлоне была восхитительна. Возможно даже, Мария поступила правильно в такой момент. Но, встретившись взглядом с Мэйтлендом, он понял, что великий дипломат согласен с ним: у Марии Стюарт будут в Шотландии проблемы. Пресвитерианская Церковь Шотландии и ее лидер Джон Нокс легко найдут повод поругаться с королевой…
Сумерки опустились еще до того, как Мария добралась до столицы. В сгущающейся темноте ей было отрадно видеть огни костров, сначала на Келтоне, а потом на Солсбери. Костры зажгли и в городе, и она слышала крики людей. Все это зрелище успокаивало ее. По французским меркам, радушие людей, возможно, было несколько грубоватым, но, в конце концов, оно было совершенно искренним.
Теперь она наконец увидала крепость, построенную отцом. Крепость смотрелась угрожающе мрачной. Взгляд Марии пробежал по башням и зубчатым крепостным стенам.
Здесь, совсем рядом с городскими стенами, ей предстояло остановиться. Честно говоря, ей совсем не хотелось устраивать триумфальный въезд в город ночью.
Это было величественное здание, но холодное и неуютное. Несколько гобеленов на стенах смотрелись бедно, а ведь она привыкла к блеску и красоте французских тканей. Не было нежных ковров и красивой мебели; все вещи были разбросаны и выглядели простецкими и тяжеловатыми.
Ну да ничего, скоро она обставит здесь все любимыми вещами и внесет тепло и радость в это жилище… Она была уверена, что сможет стерпеть все на свете, ведь ее народ любит ее. Даже сейчас она могла слышать, как люди, столпившиеся у стен замка, кричали:
— Господь, храни королеву!
Она устала, и ей хотелось сытной еды и удобств, к которым она привыкла во Франции, но, тем не менее, она не чувствовала себя несчастной.
Рядом возникла Флем. Она вся прямо-таки сияла от волнения. Только сейчас Мария заметила, какой красавицей стала ее подруга. Мария знала, суровый граф Мэйтленд положил глаз на Флем, а ведь он такой старый, что сгодился бы ей в отцы.
Поняв наконец, что они уже дома, Мария подумала, что надо бы устроить несколько свадеб среди своего окружения. Ей хотелось нести радость тем, кого она любит.
Милая Флем! Она сама была неравнодушна к восторженным взглядам этого пожилого государственного мужа. Мария решила, что утром попытает подругу на эту тему.
Еда была на столе, и они были так голодны, что кушанья показались им вкуснее, чем были на самом деле. Когда трапеза закончилась, Мария возвратилась к себе в комнату. Пока ее четыре подруги помогали ей раздеваться, она с живостью рассказывала, как они все переделают в этом замке. Ей показалось, что тоска первого дня и ночи немного отступила. Нет, никому из них не нравилась их новая жизнь, но они стали понимать, что нужно смириться.