Королевский путь
Шрифт:
— Битон, дорогая, дай Давиду денег, чтобы в следующий раз он пришел к нам в новом наряде, — сказала Мария. — И купите драгоценности, Давид.
Она взглянула на свои руки и сняла кольцо с рубином.
— Это — ваш цвет, Давид. Я думаю, для вашего мизинца это кольцо будет как раз.
Его глаза заблестели, и подруги увидели слезы. Он рухнул на колени и, взяв кольцо, надел его на мизинец, а потом поцеловал камень.
— До моих последних минут, — сказал он, — оно будет напоминать мне об этом дне.
* * *
Джон
Граф Джеймс был его любимцем, и Нокс поглядывал на молодого человека с большой надеждой. Естественно, иногда надо было пожурить своего ученика, но Джон Нокс уже объявил, что граф Джеймс станет другом Господу и истинной религии.
Нокс был человеком расчетливым и, уже присмотрев себе местечко на небесах, не видел причины, по которой надо было бы отказываться от выгодных вещей здесь, на земле.
Он не полагался на Агнессу Кейч, ведь он не доверял женщинам.
— В этот день пресвитерианская Церковь радуется за вас, — завелся Нокс. — Так не позволь же, Джеймс, чтобы Господь и Церковь увидели позднее, что дух твой ослаб, иначе скажут, что это твоя жена изменила твою природу.
Мария пребывала в напряжении, с нетерпением дожидаясь конца церемонии. Да когда же этот гнусный человек замолчит? Разве это речь для свадебной церемонии? Однако брат слушал Джона очень внимательно, да и другие казались зачарованными огнедышащим проповедником.
Когда обряд в церкви закончился, свадебная процессия прошлась по улицам. Это было восхитительно, но Мария вспомнила другую свадьбу, по сравнению с которой эта выглядела как деревенская, хотя даже такого здесь, в Эдинбурге, никогда никто не видел. Марии очень хотелось показать, как сильно она любит брата. Он протестант, она католичка, но это не важно для их взаимоотношений. Пусть люди проникнутся этой мыслью.
Джеймс, а теперь граф Марский, все еще мечтал о титуле графа Меррейского, но Хантлей на уговоры не поддался. Джеймс даже сказал:
— Дорогая сестра, так печально, что кто-то в стране позволяет себе считаться выше королевы.
— О да! — согласилась Мария, но имела в виду Джона Нокса, а Джеймс говорил о Хантлее.
Пир продолжался несколько дней, и городские жители, толпясь вокруг Холируда, слышали музыку и могли видеть танцующих. Были банкеты и маски. Мария сказала, что все пройдет на французский лад.
А по улицам бродил, потрясая кулаком в адрес дворца, Джон Нокс.
— За этими стенами, — ревел он, — танцует дьявол! Размалеванные проститутки вертятся с развратниками! Этой ночью в Холирудском дворце будет распутство!
Эта тема занимала весь его мозг, казалось, остаток дней он проживет только с этой мыслью в голове.
— Кокотка правит балом, а четверо ее слуг — грех, разврат, похоть и зло — заманивают слабых.
На балу Мария отыскала время поговорить с братом.
— Джимми, в такие минуты,
Джеймс улыбнулся сестре.
— Это будет славно.
Он был снисходителен к ней. Он была очень мила, но порой такая глупышка. Из нее никогда не выйдет великой правительницы, не чета она английской королеве.
Он с удовольствием наблюдал, как сестра танцует и забавляется французскими играми, веселится над шутками в свой адрес, беззаботно растрачивая дни, пока взрослые занимаются серьезными делами.
— Я рада, — сказала она, — что ты живешь в согласии со мной, Джимми. Я вызову Рэндолфа, чтобы поговорить о скорейшей встрече. Ах, Джимми, я ужасно хочу встретиться с ней. О ней так много слухов… Ее придворные говорят, что она ослепительно красива, а иногда я слышу совершенно противоположное. Я должна сама встретиться с ней.
Джеймс взглянул на живое лицо сестры.
— Если она увидит тебя, она никогда не простит тебе…
— Не простит мне?! Чего?!
— Того, что ты в сто раз красивее, чем она.
Мария была в восторге. Джеймс редко отпускал комплименты.
Бедная легкомысленная барышня! — подумалось Джеймсу. — Помышлять о том, чтобы противопоставить себя самой расчетливой женщине в мире! Но это все по легкомыслию, и единственно, что здесь поможет, это то, что он любит ее.
На вечернем банкете Мария, подняв наполненный вином бокал из золота, воскликнула:
— Я пью за здравие моей английской сестры, королевы Елизаветы!
Все встали с поднятыми бокалами к особому удовольствию Рэндолфа, боготворившего свою королеву, и Мэри Битон, обожавшей Рэндолфа и пребывавшей в восторге от того, что англичанин и Мария так дружны между собой.
А что касается новобрачного, то Джеймс, новоявленный граф Марский, присоединяясь к тосту, не думал ни о встрече двух королев, потому что считал, что такое невозможно устроить, ни о невесте и свадьбе, так как это было чем-то само собой разумеющимся. Сейчас его занимала мысль, как бы заиметь титул графа Меррейского и завладеть землями, что следуют за этим титулом. Единственно возможным путем было свержение Хантлея.
* * *
Босуэл был недоволен государственными делами. Его прожекты были такими многообещающими, когда его вызвала королева, чтобы перебраться в Шотландию. С тех пор его дважды выгоняли со Двора. Честолюбие его росло. Он знал, что Джеймс Стюарт против него. Он также знал, что Джеймс Стюарт — друг англичан. Королева Шотландии — вот глупая женщина — не понимала этого. По своей добросердечности она видела в дорогом Джимми только брата, а не человека, метившего на ее место.