Королевский путь
Шрифт:
Ни граф Меррейский, ни Мэйтленд не собирались ничего прощать ему. Их холодные и ядовитые взгляды наводили ужас на Дарнлея. Он прошел в зал, шаркая и глядя себе под ноги.
Почему это он собирался удрать? — размышляли они.
Он и сам не знал. Он просто хотел уехать из Шотландии, а теперь, после всего, он вообще не знал, как это сделать. Он хотел заставить королеву понять, как плохо она обращается с ним.
— Ваш отъезд в Испанию может рассматриваться как измена, — сказал граф Меррейский. — Почему вы хотели уехать?
— Чтобы заставить королеву вернуться к ее
— Для изменника трудновато, — обходительно произнес Мэйтленд, — завоевать расположение королевы…
— Я не изменник. Не изменник я! — завопил Дарнлей.
Терпение у Марии кончилось. Ее самым большим желанием было избавиться от Дарнлея. При взгляде на него ее охватывал жуткий стыд.
Она сказала:
— Мы простим его, если он пообещает не уезжать из Шотландии… отправим его в замок к отцу… пусть там и остается…
Лицо Дарнлея побелело от ярости. Он затрясся от страха, но, когда повернулся к собравшимся спиной, заорал:
— До свидания, Мадам. Вы меня теперь долго не увидите, — и торопливо вышел из зала.
* * *
…Был октябрь, когда с юга Шотландии пришли вести о сражении близ Джедборо. Босуэл немедленно оставил Двор и направился туда, чтобы возглавить своих людей.
Мария почувствовала себя брошенной. Она ведь умоляла его отправить туда еще кого-нибудь, потому что без него она просто не сможет быть, но он лишь расхохотался в ответ. Юг был его стихией. Если там не все гладко, то кто, кроме Босуэла, должен быть там? И Мария начала понимать разницу их страстей. Она осознала, что значит для него меньше, чем он для нее.
Он именно хотел уехать. Предвкушение боя звало его так же, как и вожделение в ту маленькую мастерскую…
Тревога и ревность приводили Марию в отчаяние. Несомненно, перед возвращением ко Двору он заедет повидать жену. Она представила себе Джин Гордон… Господи, конечно, она не красавица — круглолицая… соломенные волосы… длиннющий гордоновский нос… Но еще в первые дни их семейной жизни поговаривали, что ни одной женщине Босуэл не был так верен, как Джин…
Но не теперь, — пыталась убедить себя Мария. — Он отправится прямо в Эдинбург. Он просто обязан. Почему же она не взяла с него обещания не заезжать домой вообще? Мария прекрасно понимала, что никто в таком духе не может управлять Босуэлом. Она знала, что попроси она его не заезжать к Джин — и он сделает наоборот. Да, он из той породы мужчин, кто не дает такие обещания, но он никогда не будет и обманывать. Если бы он собирался навестить жену, то он прямо бы и сказал. Она любила его надменность и обескураживающую наглость. В этом была его независимость.
Как долго он пробудет в Джедборо? Пока не захочет вернуться?
Почему я позволила ему уехать? — спрашивала она себя и сама отвечала, — ты ничего не могла сделать. Если Босуэл хочет чего-либо, никто и ничто не может остановить его.
С какой же радостью она узнала о судебном разбирательстве в Джедборо, на котором ей надо бы присутствовать.
У нее теперь появилась прекрасная возможность последовать
Сетон с тревогой наблюдала за госпожой.
Еще никогда, — размышляла Сетон, — Мария не была так красива. Она очень изменилась со дня встречи с Босуэлом. Но Босуэл был не тем мужчиной, которого Сетон выбрала бы для Марии. В нем не было ни капли нежности, а только грубость и инстинкт. Что скрыто за его вожделением к Марии?
На подъезде к Джедборо они увидели всадника, летящего им навстречу. У Марии оборвалось сердце, потому что она признала во всаднике одного из слуг Босуэла.
— Какие новости? — с горячностью спросила она.
— Плохие, Ваше Величество.
Ее рука судорожно вцепилась в поводья.
— Босуэл?! — закричала она.
Казалось, слуга помедлил с ответом:
— Джон Эллиот… этот знаменитый разбойник… Ваше Величество. Мой господин, узнав, что в округе появился Эллиот, отправился, чтобы поймать его. Разбойника ранили… но… но там ничего серьезного… а вот Босуэл… Эллиот…
— Он… он убил его? — пробормотала Мария.
Рядом была Сетон… Ее глаза молили королеву: «Не выдавайте себя перед этими людьми. Вы любили его… Он был для вас всем… но… не выдавайте себя перед такими свидетелями».
— Босуэл убит, — произнесла с отсутствующим видом Мария.
Она взглянула на Сетон, ища поддержки.
Ее глаза говорили: «Меня больше нет. Мне ни до чего нет дела. Я хочу умереть».
Сетон сказала:
— Это страшное потрясение… Уже поздно, и Ее Величество неважно себя чувствует. Я думаю, мы должны остановиться на отдых.
Сетон проводила Марию в приготовленный для нее дом. Королева поднялась в спальню и легла на кровать, а Сетон пристроилась рядом, обняв ее. Они не плакали, а просто лежали, прижавшись друг к другу, и Сетон гладила ее по голове. Потом королева сказала:
— Жить больше незачем, Сетон. Я хочу смерти.
* * *
Она не знала, как высидеть на этом судебном разбирательстве, ведь никто не должен заметить того, что происходит в ее душе. Она была в таком страшном напряжении, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. Старая свербящая боль загудела в ней.
На суде она была снисходительной, впрочем, как всегда. Ей хотелось помочь всем страждущим. Но в голове крутилась одна-единственная мысль: я хотела бы умереть вместо него.
Когда суд закончился, прибыл нарочный из замка Босуэла. Нарочный сказал, что Босуэл жив. Просто раны столь серьезны, что он вряд ли выкарабкается. Марию охватила надежда. Она должна немедленно отправиться к нему. Она вернет его к жизни. Мария постаралась скрыть радость и спокойно произнесла:
— Он пострадал, служа мне. Я должна убедиться, что для его спасения делается все возможное.
Она отправилась из Джедборо в замок Эрмитаж, где и нашла его. Он был ранен в бедро, голову и руку. Раны были такими страшными, что для обычного человека наверняка бы оказались смертельными. Он лежал весь в бинтах, но смотрел на Марию таким хорошо знакомым нахальным взглядом.