Королевский шут
Шрифт:
— Значит будем ждать другой. Послушай Колокольчика — она права. Глупость и поспешность в таком сложном деле — наши самые опасные враги. Как решил вести себя с Греяной? — перешёл он на другую тему.
— А никак. Пришёл. Поздоровался. Посидел и помолчал, если от вас не будет никаких посланий. Захочет поговорить — поддержу, но первым лезть не буду. Любое нескромное поползновение в мою сторону — Харм тут же переносит домой, на радость Фаннории.
— За последнее не волнуйся. Она попыталась разок — не вышло. Теперь будет искать другие пути. Следи не так за её словами, как за интонациями и жестами. Я сам натаскивал принцессу входить в доверие к людям, и ученица из неё получилась отличная — может окрутить.
— Учту. Что ещё?
—
Калеван ушёл первым, а я задержался.
— Господин Саним Бельжский…
— Илий! Ты чего так официально? — удивился он.
— Есть причина. У Вас же дочь в Школе Живописцев учится?
— Да. Бедная девочка. Внешность у неё необычная — столько из-за неё натерпелась. Не поверишь, но замкнулась в себе ещё в детстве, терпя насмешки над своим ростом. Вот Колокольчик у тебя боевая, а моя… Может, их познакомить? Беда-то одна на двоих — только величины разные. Я ж Ланирию еле уговорил в люди выйти, устроив в эту Школу. С трудом согласилась и то потому, что без ума от картинок всяких. У неё там проблемы, раз заговорил?
— Вроде нет. Тут другое… Мой товарищ Парб Скала в неё, кажется, влюбился, поэтому хочу донести до Вас, что переживать не стоит. Он хоть и из простолюдинов, но лишнего себе не позволит и постарается, под моим контролем, конечно, держать себя в рамках своего положения, ничем не запятнав Вашу аристократическую…
— Какую? — ухмыльнулся Саним.
— Аристократическую кровь.
— А нет её у меня!
— То есть как нет? Вы же…
— Казначей! Должность, не передающаяся по наследству. Приравнивается к герцогу? Да! Имеет возможности, что другим аристократам древнейших фамилий не снились? Тоже верно. Тут вот какой выверт истории… Лет семьсот назад, на заре возрождения Нагорного королевства Владыка Зариман Мудрый, недосчитавшись в казне огромной суммы денег, провёл расследование и выяснил, что они даже не были украдены, а разошлись по аристократическим семьям, в которые входили казначеи. Всё с виду законно, но на что они тратились никому не понятно, хотя догадаться несложно. Немного поразмыслив, король Зариман вынес вердикт: никто, имеющий титул, не может заниматься деньгами, дабы не “кормить” своих высокопоставленных родичей, и учредил новый титул — казначей. Ставший им, лишается всех бывших званий, отрекаясь от родственников. Понятное дело, что дураков среди графьёв всяких не нашлось, а вот мелкие барончики с удовольствием обучают своих сыновей в надежде, что они возвысятся при дворе, и король облагодетельствует не только счастливца, но и его родителей внушительной суммой в золоте. У моего отца было аж три деревни, которые не приносили никакого дохода, и он влез в долги, чтобы обучить одного из сыновей, и не прогадал. Так что, я, Саним Бельжский, теперь имею родовое поместье, хорошие возможности, но не совсем аристократ, скорее, рядом с ними стою, а моя семья имеет приставку казен или казенна, которая в четвёртом поколении становится герцогской.
— Круто! — восхитился я.
— Да. Система работает, выявляя самых способных. Так, что там про Парба?
— Души не чает в Вашей…
— Перестань “выкать” наедине! Тебе сам Владыка право дал, а я уж тем более!
— Хорошо. Твоя дочь ему “свет в окошке”! Не гневайся за это!
— Да я только рад! Одна постоянно… Только сёстры и есть для общения. Если будут дружить… Но! — поднял палец вверх Саним. — Только дружить! Это прекрасно! Давай так… Мы с тобой ни о чём не говорили, а я Ланирию тихонечко поспрошаю, что она о Скале думает. Потом уже решим, как действовать.
— Логично! Ну, тогда и я пойду!
— Жене докладывать?
— Как догадался?
— Понятно, чьих это рук дело! Я без малого тридцать лет женат и кое-что в семейной жизни смыслю! Поверь! Пока Фанни всех твоих друзей не переженит, не успокоится! У женщин это как спортивные игрища, правил которых мужчинам не понять.
— А надо?
— Ты сколько в браке? Пару месяцев уже? Молодец! Мудреешь на глазах!
Мы рассмеялись и заговорщицки пожали друг другу руки, довольные беседой.
42. Открытая репетиция.
Саним Бельжский после тяжёлого трудового дня покинул дворец и поехал в свой столичный дом, прихватив несколько объёмных папок с бумагами, требующих немедленного рассмотрения. Поцеловав жену, встречающую его на пороге, ласково сказал:
— Дорогая, я сейчас ещё немного поработаю перед ужином, но перед этим хочу поговорить с Ланирией. Позови, пожалуйста, её ко мне.
Дочь явилась на удивление быстро. Казначей, устало потерев глаза, посмотрел на неё. Большая, суровая, но легкоранимая… Саним никогда не скрывал, что младшенькая, всегда была для него самой любимой из трёх дочерей. Старшеньким тоже отводилось место в сердце, но Лани до такой степени сильно напоминала его в юности — нескладного, полноватого подростка, доброго, но страдающего от своих комплексов, что возникало чувство такого понимания и родства, заставляя, к внутреннему личному стыду, выделять одну из дочерей больше.
— Пап? Ты чего? — спросила Ланирия, чувствуя, что пауза затянулась.
— А? Прости дочь! Задумался! Просто давно не общались и интересно узнать, как ты живёшь. Что в Школе нового?
— В Школе? Знаешь, я разочарована. Всегда считала художников такими… будто бы с неба свалившимися, одухотворёнными личностями, а тут… Картины хорошие, а люди — дерьмецом попахивают.
— Что? Прям, вот все и попахивают?
— Почти. Некоторые воняют. Сколько апломба! Сколько веры в свою исключительность!
— Не обижают? — напряжённо поинтересовался Саним.
— Эти? Я тебя умоляю! Каждый думает лишь об одном — обогатиться, а я всё-таки дочка самого казначея и ссориться со мной невыгодно. Смешки, естественно, за спиной раздаются, но тихенькие.
— И ни одного таланта?
— Есть. Многие талантливы, но как представлю, какое убожество красивую картину написало, то смотреть на неё нет никакого желания. Лучше, как прежде, не знать, кто за произведением искусства стоит.
— Будем покупать лишь картины неизвестных авторов?
— Не лишено смысла, пап. Но одного я бы прикупила уже сейчас!
— Ну-ка?
— Слышал, что Ипрохан Весёлый одного из своих шутов в наказание к нам определил?
— Не только слышал, но и присутствовал при этом. Парб Скала, кажется?
— Верно! Вначале показался идиотом, который конфетный фантик от гобелена не отличит. Досталось парню и от преподавателей, и от учеников. Терпел шут недолго — подпёр однажды дверь мастерской огромным шкафом, чтобы никто из наших хиляков выбежать не смог, взял самого ехидного преподавателя за шкварник, макнул в краски мордой и давай по холсту водить! Кругом паника, призывы о помощи, а этот Скала знай себе “рисует”! Я, признаться, даже сама струхнула! Потом остальных учеников постигла та же участь быть “запечатлёнными”…
— И… Тебя тоже?!
— Нет, пап! Троих девушек не тронул, а только сказал: ”Учитесь, госпожи, как размазывать надо!” На этом не остановился, а пинками выстроив всех в ряд, спросил, какая картина хуже всего получилась и чего дописать надо. Что тут началось! Каждый выгораживал свою, очерняя других. Мол, и нос у них не так повёрнут для законченности рисунка, губы слишком губошлёпные — портят мазок… Дорисовывал не раз, ссылаясь на мнения "экспертов"! Я так никогда не смеялась! Тогда сама поняла, как нужно вести себя с этой “богемой”, но задора не хватает… Странно другое… Парб, действительно, талантлив. Он даже в этой мазне лицами умудрился передать характер каждого! Сплошные причудливые линии и кляксы, а не узнать невозможно! Теперь осваивает классическую технику живописи под терпеливым присмотром обгадившихся от страха преподавателей… Признаюсь, завидую ему, подсматривая за успехами. То, чему сама с трудом обучалась, этот бугай за несколько дней схватывает.