Королевский судья
Шрифт:
— Уже в День святого Лаврентия он жаловался на головную боль и слабость. Затем у него начался озноб и поднялась высокая температура. По временам он впадает в бешенство, как настоящий безумец.
— Цвет лица?
— Очень красный! Глаза блестят, язык обложен.
— Его рвало?
— Да, один или два раза. Слуги считают, что его отравили, как барона Пеккема. Но два дня назад на коже появилась странная сыпь, и доктор Хьюдж решил, будто у него заразная лихорадка.
— Как он лечил больного?
— Сначала пустил кровь, на третий день повторил кровопускание из шейной артерии. Кроме того, давал ему рвотное и слабительное.
— Верный
До Ченсери-лейн они бесцеремонно продирались через толпу торговцев, наемных работников, мусорщиков, а перед домом судьи из красного кирпича встретили доктора Хьюджа.
— А, мастер Риджуэй, хорошо, что вы пришли, — сказал тот, превозмогая усталость. — Я уже сутки на ногах и срочно должен хоть немного поспать. С лордом осталась сиделка. Вы можете ее сменить. Если его состояние не улучшится, пустите еще кровь, Я зайду завтра утром.
Было заметно, что врач торопится уйти.
— Он поставил на судье крест, — прошептал Ален своему другу.
Лакей открыл входную дверь и молча пропустил их. Цирюльник знал дорогу и, движением руки отпустив слугу, провел Иеремию по лестнице с резными перилами на третий этаж. При входе в темную спальню на них дохнуло тяжелым, спертым воздухом. В комнате можно было вешать топор, так как окна были плотно закрыты, а в камине полыхал сильный огонь, как предписал доктор Хьюдж. Считалось, будто свежий воздух больным вреден. Жара должна была способствовать потоотделению, очищая тело пациента от испорченных соков, вызвавших болезнь.
Рядом с кроватью, полог которой был задернут, чтобы туда не проникла ни одна струя прохладного воздуха, сидели две женщины — сонная сиделка и девица с перекошенным ртом, не отрывавшаяся от пялец и одетая в безвкусное серое платье с простым льняным воротничком и белыми манжетами.
— Мистрис Эстер Лэнгем, племянница судьи, — прошептал Ален своему спутнику. — Странная особа! Кажется, ее совсем не волнует, что дядя при смерти.
Он поздоровался с молодой женщиной. Ее голубые глаза посмотрели на него без всякого выражения.
— Позвольте представить вам доктора Фоконе. Он изучал медицину на континенте и хотел бы осмотреть вашего дядюшку.
— Еще один врач? — спросила Эстер Лэнгем, но ее узкое лицо под строгим льняным чепцом осталось неподвижным. — Смотрите, если хотите. Не буду вам мешать.
По знаку Иеремии Ален обратился к сиделке:
— Вы можете идти. Мы пробудем с ним ночь.
Старуха благодарно поднялась и вперевалку вышла из комнаты.
Иеремия проворно перебросил свой плащ через стул, раздвинул полог кровати и посмотрел на больного. Ален слышал, как громко он выдохнул носом. Несмотря на весь свой опыт, иезуит был поражен тем, как плохо ухожен больной. Бритая голова была покрыта влажными язвами. Врач, приложив к коже едкое вещество, вызвал искусственные нарывы, которые с помощью чужеродных тел, в данном случае сухого гороха, оставляли их открытыми до тех пор, пока они не начинали гноиться. Эта процедура должна была пробудить целительные силы организма и исторгнуть болезнь. Откинув тяжелые одеяла, под которыми пациент чуть было не задохнулся, священник увидел на ступнях черные ожоги от раскаленного железа, сделанные с той же целью.
— Инквизиция так не мучает своих несчастных жертв, как эти ученые господа врачи! — сказал Иеремия
Он сел на край кровати и осмотрел больного. Трелоней лежал в полной прострации, без всякого выражения на лице, с полузакрытыми пустыми глазами и приоткрытым ртом. Сухая кожа его горела.
Иеремия осторожно развел пальцами потрескавшиеся от жара губы и вытащил язык, принявший коричневый оттенок и обложенный чуть ли не коростой. Гортань была воспалена. Грязная желтая ночная рубашка, в которую был одет больной, прилипала к телу. Несомненно, ее никто не менял. Недолго думая Иеремия разорвал ее, чтобы рассмотреть сыпь. Разной величины розово-красные пятна шли по шее, груди, животу и рукам до самых кончиков пальцев и даже по ногам до ступней. Незатронутым осталось только лицо. Осторожно Иеремия провел рукой по явно увеличенной селезенке. Несмотря на легкость прикосновения, Трелоней застонал от боли. Пульс был очень частым.
— Врач прав, это заразный тиф, — сказал Иеремия. — Тюремный тиф! Я часто видел такие пятна у заключенных Ньюгейта.
Ален с тревогой посмотрел в осунувшееся, вялое лицо судьи.
— Ему хуже, чем сегодня утром. Мне кажется, он умрет.
— Пока он еще не умер, мой друг. Но если мы не собьем температуру, он сгорит.
Не мешкая, священник спрыгнул с кровати и широко распахнул окна, впустив холодный вечерний воздух.
— Потушите огонь в камине, Ален.
Племянница судьи в недоумении смотрела, как худой, одетый во все черное человек поднял занавеси балдахина и, поскольку его друг недостаточно быстро забрасывал огонь пеплом, недолго думая вылил в камин миску воды.
— Мистрис Лэнгем, на ночь мне понадобятся несколько ваших слуг. Также чан, чтобы ваш дядюшка мог принять ванну. Нужно поменять постельное белье, убрать гардины и прокурить их в закрытом помещении. Тростниковые половики, ночную рубашку и вообще всю одежду, которая была на судье во время болезни, сжечь.
Женщина смотрела на него, наморщив лоб:
— Вы хотите его искупать?
Слыхано ли, чтобы купали больного? Ведь вода просочится через кожу в организм и внесет испорченные вещества, которые повредят органам.
— Мадам, прежде всего пациента нужно охладить.
— Доктор Хьюдж сказал, жар ускоряет кипение соков и поэтому обладает целительным действием, — важно возразила Эстер.
— При определенных обстоятельствах так оно и есть, мадам, но когда температура слишком высока, она может причинить больше вреда, чем пользы. Я не раз видел, как от этого умирали. Я слышал, один врач из Вестминстера — Томас Сайденхэм — изучал сыпной тиф и также пришел к выводу о благотворности охлаждающей терапии. — Видя ее колебания, он прибавил: — Мадам, я вижу, вы обладаете здравым рассудком. Если вы хотите спасти пылающий дом от полного разрушения, станете ли вы подбрасывать туда горящие поленья?
— Разумеется, нет, — усмехнулась женщина.
— Вот видите! Зачем же усиливать жар больного, который и так сгорает от него?
Мистрис Лэнгем задумчиво посмотрела на стоявшего перед ней мужчину, серые глаза которого ждали ее ответа. Впервые мужчина обратил внимание на то, что у нее здравый рассудок. Горечь в ее сердце вдруг показалась ей не такой горькой, а бешенство на судью, которое она старалась подавить, несколько отступило.
— Делайте с дядей то, что считаете нужным. Я велю принести вам все необходимое.