Королевский тюльпан
Шрифт:
Так. Кроме меня, была еще какая-то «пришелица», оказавшаяся глухонемой дурой. Сейчас на разговор позовут меня или Филь-Филь.
Я огляделась и, несмотря на потемки, поняла – Филь-Филь рядом не было. Как так?
Нехорошее подозрение заскреблось где-то там, в подсознании, но я торопливо придавила его: несмотря на общий дурдом ситуации, похищение и прочий туман, не может ведь такого быть, чтобы меня перепутали с этой несчастной девицей. Не может же, правда? Рука сама потянулась к лицу. Не знаю почему. Вот пальцы скользнули по виску и… нащупали
Я не заорала только потому, что голос у меня отнялся совсем и напрочь. Мгновенно вспомнились и собственная покладистость, и несколько преувеличенно горячее сочувствие к незнакомой девице. Неужели все это было… чем, гипнозом? Типа цыганского? Или гипнозельем из того самого флакончика – «я тебе подслащу». Но даже от цыганского гипноза или зелья за несколько часов сна на лице не появляются зажившие шрамы!
– Эй ты! Совсем окосела, что ли? Стареешь, девка, чтоб раньше Филь-Филь да развезло с одной бутылки кислого пойла?
– Дык это она, небось, со страху. Песочек, он кого угодно напугает. Досуха-то не велено, но кто Уху указ? Он насчет наказания непокорных дурочек удержу не знает. Эй ты. Вставай. Ну вставай сама, а? Лезть за тобой лениво. Если не станешь дуреть, мы тебе за шиворот пару лепестков сунем, прежде чем на песок волочь. Глядишь, и полегче будет.
Я бы, может, и попыталась ему помочь. Да вот только встать на ноги попросту не могла. Туман в голове почти рассеялся, зато ноги и руки отказались сотрудничать с такими дурными мозгами. Поэтому, вяло потрепыхавшись на полу, я бросила попытки встать и затихла.
– Вот мокрица! – выругался тот, что постарше. И полез в темницу сам. – Ну, не жалуйся теперь, никаких тебе лепесточков. Засыхай на корню, если такая пакостная натура у тебя.
Без всякой нежности вздернув слабое тельце на ноги, охранник поудобнее перехватил меня за шиворот и выволок из темницы.
– Шевели побегами, Филь-Филь, не зли меня еще больше! – прошипел тюремщик, тычком направляя меня в сторону своего напарника. – Грабли-то вытяни, не в первый раз песочат. Не строй б'oльшую дуру и стерву, чем ты есть!
– Ты погодь, дядька, – всмотрелся в мое лицо тот, который помоложе. – Кажись, не в себе она. Может, вино пропавшее было? Ты где его брал, у тетки Клуазетты небось? Так она ж для крепости туда крысиного яду подмешает и не поморщится. Глянь, глаза-то у нее мутные, чисто обесцветилась.
– Не мое дело, – отмахнулся старший. – Надевай ошейник да пошли отведем, иначе Ухо нас самих на сушку определит. До завтрашнего полудня велел не трогать и даже не подходить к песчанке. Ежели выживет – ее счастье. А помрет дня через три – так это она сама, Ухо тут не ответчик. И приказ мара не нарушен, и остальным беглянкам наперед наука. Поостерегутся бунтовать.
– Эх, Филь-Филь, хорошая ты была девчонка, – посочувствовал мне молоденький. – Шагай, чего ж теперь.
Глава 6
Этьен
Цроп, цроп, црып, црып.
Над краем стола появились
Каждое утро, сев за стол, я придвигаю к краю несколько предметов – хватай, сбрасывай, играй. Сегодня выбор был обычный – сломанное перо, ложечка от кофейной чашки, бумажка из-под пилюли.
Что предпочтешь, Крошка?
Год назад она предпочла вспрыгнуть на стол и опрокинула чернильницу на квартальный отчет о внешней торговле. Через пять секунд в кабинете были оба секретаря. Они извинялись, будто испортили документ сами, мгновенно переписали его и заменили скатерть. Каждый получил в награду охапку вчерашних тюльпанов – можно использовать, можно продать.
С Крошкой я просто поговорил, когда она вылизывала в углу чернильную лапу.
– Не делай так больше. Если тебе лень идти за мышью и хочется найти игрушку на столе, я дам ее сам.
Говорят, что катланк втрое больше обычного кота, а умнее – вчетверо. В случае Крошки так и есть. Надеюсь, она не обиделась на имя. Почти всех домашних катланков называют Крошками. Как круглую собаку – Шарик, а худую – Стручок.
Между тем Крошка остановила выбор на обертке от пилюли. Стянула и принялась охотиться, недовольно пофыркивая, когда в ноздри попадали остатки снадобья.
Принимать его я повадился два года назад.
«Не надо пить такой крепкий кофе, – сказало сердце, – мне тяжело».
«А мне без него сонно», – ответил мозг.
Сердце и мозг заспорили. Как всегда, победил мозг и предложил запивать кофе лекарством. Теперь каждое утро к черному подъезду приходит не только молочница, зеленщица и мальчишка из пекарни, но и ученик аптекаря с недавно сделанной пилюлей. Она стала условием моего ежедневного кофе, а бумажка от нее – любимой игрушкой Крошки.
Любимой, но недолгой. Основное удовольствие от бумажки в том, что ее можно порвать в клочья. Когда обрывки стали такими мелкими, что не поиграешь, над столом опять возвысилась мордочка, а цепкие лапы утянули ложку. Она не успела долететь до паркета, как Крошка ухватила ее зубами и начала перекатываться на полу, подбрасывая добычу, будто вместо пойманной мышки забавлялась рыбкой.
Интересно, как сохранились катланки? Они не только живут в диких зарослях, но встречаются и в засохших садах Города. Может, дело в суеверии: убить катланка – к несчастью? Может, им просто везет? Может, их боятся?
Как выжил я – тоже непонятно. Я, князь Этьен зи Ома, уже пятый год один из четырех столпов Совета блюстителей Добродетели. Каждую неделю «Листок свободы» выходит с заглавной статьей, объясняющей, за что меня пора казнить. Странно, не правда ли?
***
Все началось с того, что король на меня обиделся за мнение о принципах налоговой системы. Три года спустя простил и пригласил на Осенний бал. Как позже выяснилось, с последствиями различной степени несчастья.