Королевское чудовище
Шрифт:
Когда они пустились в обратный путь, начал падать снег.
Все тело болело от стука зубов, от дрожи в мышцах и суставах. Она прокручивала в мыслях музыку, все самые сложные композиции, которые когда-то учила, заставляя себя вспоминать запутанные места сложных пассажей. Она не знала, зачем это делает. Какая-то часть ее разума чувствовала, что это необходимо, и не давала ей остановиться, хотя тело и остаток сознания умоляли, чтобы их оставили в покое.
Когда на нее сквозь падающий снег с криком ринулась золотистая птица, она провозилась с луком и не смогла как следует
Через некоторое время она опять съехала с конской спины, не понимая почему. Она предположила, что опять из-за какого-то хищного чудовища, и приготовилась терпеливо ждать, но лошадь почти сразу же стала толкать ее носом, что показалось Файер очень несправедливым. Лошадь сердито фыркнула ей в лицо и продолжала пихать, пока, побежденная, Файер не втащила себя, дрожа, на подставленную спину, и только тут поняла, почему упала. Руки не слушались. Она не могла держаться за гриву.
«Я умираю, — подумала она без интереса. — И ладно. Раз так, можно умереть и на спине этой чудесной лошади в яблоках».
Когда Файер упала в следующий раз, у нее не хватило сил осознать, что она лежит на теплом камне.
Она была в сознании. Слышала голоса, резкие, настойчивые и встревоженные, но не могла встать, когда ее попросили. Услышала свое имя и уловила, что они знают, кто она такая. Почувствовала, как кто-то поднял ее и понес под землю, а потом женщины раздели ее и разделись сами, и завернулись вместе с ней во множество одеял.
Она никогда в жизни так не замерзала. Дрожала так, что ей казалось, она сейчас разобьется. Пыталась пить теплую сладкую жидкость, которую поднесли ей к лицу, но у нее сложилось впечатление, что большую часть она разбрызгала на своих товарок по одеялам.
Прошла вечность из оханий и дрожи, и вдруг Файер заметила, что больше ее так не колотит. В объятиях двух пар рук, между тел двух женщин случилось чудо: на нее сошел милосердный сон.
Глава двадцать восьмая
По пробуждении ее ожидало лицо Музы и ощущение, что по рукам бьют отбойными молотками.
— Миледи, — серьезно сказала Муза, — в жизни не испытывала такого облегчения. Как вы себя чувствуете?
— Руки болят, — хрипло каркнула она.
— Да, вы их обморозили, миледи. Но не беспокойтесь. Здешние жители их отогрели и забинтовали и хорошо о вас позаботились.
Память вернулась к Файер, заполнив окружающее пространство. Она отвернулась от Музы.
— Мы искали вас с той минуты, как вас схватили, миледи, — продолжила Муза. — Мы потеряли время, пойдя по ложному следу, ведь принцесса Ханна не видела, кто на нее напал, на людях, которых мы убили, не было опознавательных знаков, а вашу бабушку и стражей зеленого дома опоили прежде, чем они успели понять, что происходит. Мы понятия не имели, где искать, миледи, а король с принцем и принцессой были уверены, что это дело рук леди Маргды, но командир через посланников сообщил, что не думает так, и только когда один из стражников смог смутно припомнить, что поблизости шнырял мальчишка с красным глазом, мы начали подозревать, что на самом деле произошло. До Каттера мы добрались вчера. Вы себе не представляете, как мы испугались, миледи, обнаружив, сгоревший дотла дом и неизвестно чьи обуглившиеся тела.
— Я зажгла огонь для Арчера. Он мертв, — глухо ответила Файер.
Муза была поражена. Файер это почувствовала и тут же поняла, что Муза сочувствует Миле, а не беспечному лорду, отцу ее ребенка. Для Музы это была просто еще одна смерть, смерть человека, который был известен ей лишь дурными выходками.
Файер оттолкнула чувства Музы.
— Мы пошлем весть о лорде Арчере в Половодный форт, командующему, миледи, — наконец сказала Муза. — Все будут так рады узнать, что с вами все хорошо. Рассказать вам, как идут дела у командующего на войне?
— Нет, — ответила Файер.
Рядом с ней появилась женщина с миской супа и мягко сказала:
— Леди надо поесть.
Муза встала со стула, чтобы женщина могла сесть. Она была пожилая, со светлым морщинистым лицом и глубокими желто-карими глазами. Выражение ее лица немного менялось в мерцающем свете огня, горящего посреди каменного пола; дым от него поднимался к потолку и выходил наружу сквозь трещину наверху. Файер узнала ощущения от нее. Эта бабушка была одной из тех, кто спас ей жизнь, поделившись жаром собственного тела.
Женщина покормила Файер супом с ложки, тихо бормоча и ловя капельки, стекавшие по подбородку. Файер согласилась принять эту доброту и этот суп, потому что они исходили от женщины, которая не хотела говорить о войне, никогда не видела Арчера и могла принять ее скорбь легко, без сложных рассуждений.
Настало кровотечение, и путешествие пришлось отложить. Она спала, старалась не думать и очень мало говорила. Наблюдала, как живут люди в темноте этих подземных пещер, нищие, едва выживающие зимой, но обогретые кострами и тем, что они называли очагом земли, который здесь был совсем близко к поверхности и согревал их полы и стены. Они объясняли устройство очага стражникам и поили Файер лечебными снадобьями.
— Как только вам будет можно, — говорила Муза, — мы перевезем вас к военным целителям в Половодный форт, миледи. На юге война идет неплохо. Когда мы последний раз видели командующего, он был полон надежд и страшно целеустремлен. Принцесса Клара и принц Гаран с ним. На севере война тоже полным Ходом. Король Нэш поехал туда после празднества, а Третье, Четвертое и большинство вспомогательных войск вместе с королевой Роэн и лордом Брокером встретили его там. Леди Маргда сбежала из дворца на следующий же день после празднества, миледи. Был пожар и сражения в коридорах, и в суматохе ей удалось удрать. Предположительно, она попыталась добраться до Мраморного плато, но королевское войско уже перекрыло дороги.
Файер закрыла глаза, стараясь перенести тяжесть всех этих бессмысленных, ужасных новостей. Она не хотела ехать в Половодный форт, но понимала, что нельзя оставаться здесь дальше и быть обузой для этих гостеприимных людей. А еще подумала, что военные целители могли бы взглянуть на ее ладони. Она сама их еще не видела, но они явно распухли, бесполезно висели и болели под бинтами так, как будто сама боль росла на концах рук вместо кистей.
Она старалась не думать, что будет, если целители скажут ей, что руки не спасти.