Королевское великодушие

Чувакин Олег Анатольевич

Они сговорились, что ли? Ремни, шпицрутены!.. Мальчик растянулся на кровати и закрыл глаза…

Цепи скрипят! Их не остановить!

Павлин прыгнул.

Он уцепился руками за край подымающегося моста. Кажется, Павлин запросто мог превратиться в бурое пятно на стене. Но он подтягивался больше всех в классе. Свернувшись, через растворенные окованные ворота мальчик вкатился клубком в полутьму двора и наконец очутился за каменными стенами.

В пиршественной зале играла музыка. Она была величественна, спокойна, она завораживала, от нее кружилась голова. Звонкое эхо прыгало

в стенах. Музыка что надо, не какой-нибудь танцевальный поп школьной группы.

К тому же инструменты играли сами по себе. Они двигались, струны, клапаны и фанфары прижимались, поднимались и опускались, но музыкантов не было.

Юрка-худрук сказал однажды, наставляя кого-то: «Живая музыка». Теперь Павлин понимал, что такое живая музыка.

Пиршественная зала освещалась огромной, полной синих свечей люстрой, низко свисающей с потолка. Витражные окна переливались миллионом оттенков. Неровные серые стены были украшены темными портретами привидений.

Большой стол в зале, стоявший буквой «П», был накрыт на одну персону. На полу подле стола сидели, пуская слюни, облизываясь и ворча, избалованные королевские борзые.

Павлин сел на позолоченный и удобный резной трон. Да, трон должен быть удобным — правители не могут ерзать на нем, как на школьном стуле.

Музыка тотчас смолкла, и одиноко ударили фанфары. В зале появились прислуга, несущая блюда на подносах.

Вот худрук Юрка, барабанные палочки торчат из кармана мятого засаленного котарди. Король нахмурился. Школьные привычки худруку лучше бы забыть. Не школьный музыкант, но королевский паж! Король оттолкнул серебряное блюдо, и огромная жареная птица досталась борзым собакам. Те с урчанием и визгом разодрали добычу на куски. Придется отрубить пажу правую руку.

А вот и Жанна. Но с королевской ли кухни объедки, поданные ею? Пристало ли королю трапезничать из хлевного корыта? Некоторые правители за такое горячими угольями кормят. Не простоять ли ей сутки на одной ноге? А потом не повисеть ли на другой? Или заточить ее в тесную клетку — где ни лечь, ни встать, ни распрямиться?

Король подал знак, и снова прозвучали фанфары. Их звук был одинок в пустынной зале — рыцари уехали добывать подвигами славу.

В обеденную залу, сильно хромая, проковылял королевский шут — карлик, созданный злыми чарами урод. У него росли недоразвитые добавочные челюсти. Это была Анна Ивановна в мужском обличье. Передвигаться по-собачьи, как того желал король, она так и не научилась. Павлин предполагал лишить ее добавочных челюстей вместе с головой. Он приказывал не впускать ее во время трапезы. Как она здесь оказалась?

Король выказал гнев — швырнул золотой кубок в двери. Загремел латами страж с алебардой. Карлик хрипло засмеялся: ему было известно, что с утра стражника мучила сильная жажда, а воду за питье он не признавал. С грохотом младший сержант Петруша рухнул на каменный пол. Это измена!

Изменников заживо сжигают на костре. Тогда не вершить им своих темных дел и в стране мертвых.

Король покинул пиршественную залу и отправился в опочивальню. Он откинул было полог, как вдруг обнаружил, что постель не застелена. А истоптанные грязными

башмаками простыни лежали на полу. Какая наглость! Что это — заговор челяди? Или кузен Асанор тянет к замку длинные костлявые руки? Но провидцы молчат в своих предсказаниях… Нет, не до сна. Настала решающая ночь!

— Вы звали меня, сир?

Наталья выглядела здесь моложе. Вот тебе и жизнь в служанках! Правда, в королевских, поправился Павлин. Остатки в королевских бокалах куда полезнее сивухи гаражного сорта.

— Я внимаю, мой сир. — Наталья согнулась в поклоне.

— Завтра пусть сенешаль присмотрит мне новую прислугу.

— Старые пажи больше не угодны вашему величеству? — осмелилась прервать молчание короля Наталья.

— Завтра, едва багрянец восхода окрасит холодное небо, ты будешь повешена, — сказал король. — Остальные еще позавидуют тебе.

Служанка плюхнулась на колени, хлопая веками, как бабочка крыльями.

— Но, сир!.. В чем моя вина?

— Застели постель и доложи страже о моем повелении.

— Но, сир! Я не хочу умирать!

— Как смеешь пререкаться? Вон!

Наталья, согнувшись, попятилась к двери. Глаза ее уже не моргали, а были широко раскрыты от страха.

— Ступай в круглую башню и приведи мне чародея Игнасия, — приказал король.

Наталья, не дыша, выскользнула из королевской опочивальни. Наверняка король завтра передумает, обязательно передумает. Боже, сделай короля милосердным! Сделай так, чтобы он забыл обо всем!

Павлин прикрыл глаза. Теперь, когда судьба провинившихся ясна, о них надо накрепко позабыть. Королю не должно обременять себя сожалениями. Прах пьяницы-охранника удобрит синие поля, обрубок шутовской головы устрашит непослушных, вылезшие из орбит глаза служанки напомнят тунеядцам о труде.

Хорошо бы, перед сожжением стражник выпил быстрого яду… Нет! И думать не смей! Где твое королевское достоинство? Если переживать над каждой головой, как бы собственную не потерять!

— Я здесь, ваше величество!

Павлин вздрогнул. Сколько раз он запрещал Игнасию появляться из воздуха. И столько же раз хитрый волшебник извинялся. Король вздохнул.

— Простите меня, ваше величество, — проговорил Игнасий. — Как и всегда, виной моему проступку — забывчивость. Прошу великодушно простить меня, ваше величество, и заверяю вас, что впредь буду являться, как и подобает являться к милостивейшему повелителю, что означает — я буду пользоваться вратами ваших покоев будто нижайший смертный…

— Достаточно, Игнасий, — улыбнувшись впервые за нелегкий вечер, остановил его Павлин. — Твои извинения приняты.

Король помолчал. Зная наперед, о чем будет говорить правитель, Игнасий не нарушил молчание, потому что в его зыбкой памяти иногда всплывали сиротливые пункты этикета.

— Я совсем недавно коронован, Игнасий, я молод, — начал король. — И мне известно, что не следует начинать царство с крови. Но! — Павлин повысил голос. — Властителю не подобает терпеть. Сегодня я сосчитал число лишних голов на плечах. Эти головы поутру сбросят в ров! А тела отвезут в синюю долину на растерзание ночным хищникам!